Кто свергал Николая II и рушил империю? - Валерий Евгеньевич Шамбаров Страница 36

В ноябре 1914 г. Николая II посетил французский посол Палеолог, и государь изложил ему свои взгляды. Главным он считал «обеспечить на долгое время спокойствие в мире», иначе «наше дело не будет правым перед Богом и историей». Указывал, что агрессоры должны быть наказаны территориальными утратами. Французам следовало возвратить Эльзас и Лотарингию. Из австро-венгерских владений предлагалось выделить независимую Хорватию и автономную Чехию, Сербии отдать Боснию, Герцоговину, Далмацию и северную Албанию. Германские колонии Николай Александрович предоставлял поделить англичанам и французам. Но к России должна была отойти Галиция. Государь желал восстановить автономную Польшу, присоединить к ней германскую и австрийскую части — под своим протекторатом. На приобретение Стамбула царь сперва не претендовал. Только настаивал, что ему надо предоставить статус «свободного города» — чтобы черноморские проливы были открыты для России [58].

Проблема проливов была для России действительно важной. Черное море получалось запертым, а ключи находились в руках Турции. Мы уже отмечали, как во время Русско-японской войны султан закрыл проливы для наших военных кораблей. Через южные порты шел и экспорт русского хлеба, а он являлся одной из главных статей доходов казны. В периоды турецкой революции, Балканских войн османское правительство перекрывало проливы, и Россия несла огромные убытки. Да и осенью 1914 г., вступив в войну, Турция пресекла южную торговлю нашей страны. Царь полагал, что своим вероломным нападением турки сами дали возможность к решению этого вопроса.

Но… за статусом проливов всегда очень бдительно следила Англия. Потому что обладание ими или свободный проход открывали России не только торговые пути. Открывались дороги для распространения ее влияния на Средиземноморье, Ближний Восток. А с другой стороны, вход в Черное море предоставлял удобные возможности нападения на саму Россию, как было в Крымской войне. Когда русские одержали блестящие победы на Кавказе, уничтожив турецкую армию под Сарыкамышем, британцы встревожились. Военный министр лорд Китченер высказывал опасения, что «святые земли Палестины окажутся под русским протекторатом».

Черчилль предложил направить флот и высадить десант прямо на Константинополь. Доказывал: «Попадание в наши руки одной из наиболее знаменитых столиц мира даст нам огромное влияние среди союзников… Больше всего это подействует на Россию». Царское правительство известили в самых вежливых тонах — что операция будет полезной для русских, позволит установить с ними прямое сообщение через Черное море. Но первые попытки англо-французского флота прорваться через пролив Дарданеллы провалилась. Там была мощная оборона, турецкая артиллерия и мины топили их корабли.

А царь прекрасно понял британские замыслы — перехватить проливы у русских. Нетрудно было догадаться, если на Босфоре угнездятся англичане, для России это может стать еще хуже, чем турки. Поэтому государь изменил свое предложение о «свободном городе». 4 марта 1915 г. министр иностранных дел Сазонов вручил послам Англии и Франции меморандум — Николай II настаивал, что после войны Константинополь и проливы должны войти в состав Российской империи. В данное время с нашей страной приходилось считаться. Французское правительство уже через день заверило, что русские могут «рассчитывать на доброжелательное отношение» в данном вопросе. Англия через неделю передала, что согласна — если Россия согласится «на пожелания Великобритании и Франции как в Османской империи, так и в других местах».

Но пока велись переговоры и еще не было подписано соглашение, союзники предприняли новую попытку овладеть Константинополем. Решили высадить целую армию, она захватит береговые форты и батареи, огромный флот пройдет к турецкой столице, и ей останется только капитулировать. Высадиться союзники сумели, заняли плацдармы на полуострове Галлиполи, но понесли страшные потери, а турки яростными контратаками не позволили им продвинуться дальше. Они безнадежно завязли на берегу Дарданелл.

Лишь после этого были приняты русские требования. Тем более что англичане мерили партнеров собственными мерками и обеспокоились — а вдруг царю пообещают проливы… немцы? И Россия заключит с ними сепаратный мир? А в германском руководстве такие проекты действительно существовали, их предлагал глава военно-морского ведомства гросс-адмирал Тирпиц. Хотя они были отвергнуты [88]. Министру иностранных дел Сазонову удалось сыграть на этом. Глава британского МИДа Грэй подписал с ним тайный договор, что Россия после войны получит Босфор, Дарданеллы, берега Мраморного моря. Но… заключение такого соглашения усугубило подспудную вражду Лондона к России. После войны она могла стать слишком опасной соперницей.

Однако у нашей страны имелись и уязвимые места. Доходы ее бюджета основывались на «трех китах» — винная монополия, торговые пошлины, экспорт хлеба и других сельскохозяйственных продуктов. С началом войны в России был введен сухой закон, одним из главных его инициаторов выступил министр финансов Петр Барк. В народе его встретили с пониманием. Но доходы от винной монополии пресеклись. Поступления пошлин резко уменьшились, ведь основным торговым партнером России являлась Германия. А вступление в войну Турции перекрыло экспорт. Резко возросшие расходы внутри страны министерство финансов компенсировало с помощью «печатного станка», вдвое увеличило эмиссию бумажных денег (хотя это вызвало скрытую инфляцию). Но Россия осталась без валютных поступлений, а они теперь были особенно важны.

Наложились особенности военного министерства, которое возглавлял генерал Сухомлинов. Вместо того чтобы развивать отечественную промышленную базу, он предпочитал размещать заказы за границей. Это оказывалось проще. Российские промышленники примыкали к думским либералам, что осложняло отношения с ними. А представители зарубежных фирм давно проторили дорогу к Сухомлинову, подкрепляли выгодные контракты взятками. Министр поддался на такие соблазны. Он в 60 лет женился на 28‑летней особе, ветреной и расточительной, души в ней не чаял и постоянно нуждался в деньгах. Уже позже, во время следствия, оценили, что стоимость гардероба мадам Сухомлиновой втрое превышала все заработки мужа [56].

А война стала вдруг проявлять некие новые черты, не предусмотренные специалистами ни в одной стране. Генштабисты во всех державах, вступивших в схватку, рассчитывали, что она будет короткой, маневренной — несколько месяцев. Но она стала затяжной, позиционной. Во Франции, Германии, России, Австро-Венгрии обозначился острый кризис с вооружением и боеприпасами, их расход оказался гораздо выше, чем прогнозировалось. Это было общим явлением. У немцев в январе 1915 г. батареи вообще не могли отвечать на огонь противника, не было снярядов.

Но Германия, Франция, Англия взялись мобилизовывать собственные ресурсы, наращивать производство — и их промышленники подключались очень охотно (ведь они и цены задирали соответствующие). И лишь в России военное министерство пошло по старому, испытанному пути. В Петербурге появился крупнейший мировой торговец оружием Бэзил Захарофф, с ним пошли переговоры о закупках вооружения и