Великие болезни и болезни великих. Как заболевания влияли на ход истории - Рональд Дитмар Герсте Страница 39

время покинуть свою официальную резиденцию и поехать в Бад-Мергентхайм. Минеральная вода Mergentheimer Karlsquelle из Бад-Мергентхайма оставалась его любимым напитком и в Берлине. Однако даже во время отдыха на курорте его не оставляли в покое потрясения Веймарской республики. Когда во время пребывания во Фройденштадте в Шварцвальде у Эберта случилась очередная особенно тяжелая желчная колика, он не стал следовать рекомендациям врачей сохранять полный покой. Ему пришлось вернуться в Берлин по крайне трагической причине. Эберт должен был произнести речь на похоронах рейхсминистра иностранных дел Вальтера Ратенау, убитого правыми экстремистами. Снова пришлось прибегнуть к инъекциям морфина, которые должны были помочь там, где операция на желчном пузыре уже давно принесла бы облегчение.

Фридрих Эберт был горячим сторонником демократии, однако его нежелание следовать какому-либо радикальному направлению политики вызвало сильную антипатию у общественности.

Начиная с 1924 года молодая республика постепенно обретала некое подобие твердой почвы под ногами, и крупные национальные кризисы, казалось, были преодолены. Однако рейхспрезидент не знал отдыха. Он оказался втянут в судебный процесс из-за клеветы. В декабре суд присяжных в Магдебурге приговорил оскорбившего его редактора к трем месяцам тюремного заключения. Однако председательствующий судья откровенно заявил, что во время забастовки в январе 1918 года Эберт совершил государственную измену. Для человека, потерявшего двух сыновей в Мировой войне, это было унизительным оскорблением. Эберт добивался пересмотра дела, но безуспешно. 18 февраля 1925 года Эберт в качестве почетного гостя присутствовал на конференции Центрального комитета онкологических исследований. Находившиеся там врачи, в том числе лауреат Нобелевской премии Отто Варбург, были потрясены внешним видом президента: перед ними предстал тяжелобольной человек.

В понедельник, 23 февраля, начался последний переломный момент в болезни Фридриха Эберта. Личный врач посетил его утром и узнал, что президент с ночи страдает от болей в области печени. «Обследование показало, – сообщил врач в отчете, – что язык влажный, слегка обложенный, пульс 70 ударов в минуту, слабая чувствительность к надавливанию в области желчного пузыря, остальные части тела мягкие, везде прощупываются, напряжение мышц отсутствует, иная чувствительность к надавливанию отсутствует». К вечеру боли усилились. Теперь Фройденталь также заметил болезненность при надавливании и напряжение мышц в области аппендикса. Фридриха Эберта немедленно доставили в Западный санаторий в Берлине, куда он прибыл около 23 часов 40 минут и сразу же был отправлен в операционную. Там высокопоставленного пациента ожидал один из самых известных немецких хирургов: профессор Август Бир.

Бир родился в 1861 году в Вальдеке, в городе Корбах, был прекрасным хирургом и пионером в области местной анестезии. Однако он отрицательно относился к Веймарской республике. Бир был консерватором и монархистом, и крах монархии Гогенцоллернов в ноябре 1918 года стал для него катастрофой. У него был огромный опыт операций на аппендиксе. Он даже сам прооперировал свою дочь незадолго до того, как та уехала в Англию – не доверил ее хирургу с острова, с «вероломного Альбиона». Но Август Бир был хирургом с подмоченной репутацией, потому что незадолго до этого его известный пациент погиб. В марте 1924 года его услугами воспользовался человек, которого называли «тайным императором», самой влиятельной фигурой в немецкой промышленности: Гуго Стиннес, глава экономической империи с центром в Мюльхайме-ан-дер-Рур. У Стиннеса была сильная желчная колика. Бир рекомендовал немедленную операцию и удалил камни, но сохранил желчный пузырь. Когда Стиннес пришел в себя после наркоза и узнал об этом, он возмутился и начал кричать Биру, что у него нет времени каждые пару лет ложиться под нож. Бир также не скупился на слова и объяснил пациенту, что не является сотрудником его концерна, поэтому Стиннес должен сбавить тон. Но вскоре у обоих господ появились другие заботы: в начале апреля у Стиннеса вновь начались боли и поднялась температура.

В том же санатории, где Эберт дожидался операции, 5 апреля 1924 года Бир снова вскрыл брюшную полость Стиннеса. Увиденное напугало его: желчный пузырь, который еще несколько дней назад был незаметен, раздулся и опух, а воспаление распространилось на соседние петли кишечника. Бир попытался удалить желчный пузырь, но тот лопнул в руках хирурга; густой гной попал в брюшную полость. Бир сделал все, что мог, очистив брюшную полость тогдашним антисептиком – изобретения антибиотиков медицине пришлось ждать еще почти два десятилетия. Первый послеоперационный день вселил в Бира надежду: у Стиннеса почти не поднялась температура. Но спустя неделю после повторной операции случилось серьезное осложнение, возможно, перфорация желудка. Стиннес умер 10 апреля 1924 года. Как будто профессионального поражения Бира как хирурга было недостаточно – дело обернулось скандалом: в кругах уважаемых коллег поднялась волна негодования, когда стало известно, что Бир позволил себе взять гонорар в 150 000 рейхсмарок у скорбящей Клэр Стиннес, которая недавно стала вдовой.

Для спасения Эберта Бир – в этом не должно быть никаких сомнений – сделал все; политические разногласия не играли для него никакой роли, когда больной нуждался в помощи. Пять дней он провел в санатории со своим пациентом. Операция была непростой, как Бир отметил в своем отчете: «Когда была вскрыта брюшная полость, оттуда вытекло обильное количество мутного гнойного экссудата без запаха, а петли тонкого кишечника выглядели очень раздутыми и сильно покрасневшими. Слепую кишку и червеобразный отросток сначала не удавалось обнаружить; червеобразный отросток оказался значительно выше разреза. Он представлял собой твердое образование, заметно выступающее в брюшную полость. Наконец удалось высвободить сильно перфорированный аппендикс, отделить его от брыжейки, удалить в месте слияния с толстой кишкой и зашить место стыка <…> Рана была неплотно зашита над тонкой кишкой, которая постоянно набухала, поскольку операция была проведена примерно через 20 часов после первого возникновения неопределенного дискомфорта в животе и уже через семь часов после первых проявлений аппендицита»[213].

Ночь после операции Эберт провел спокойно, на следующий день у него был пульс 100 ударов в минуту и температура 36,8 °C. Бир настоял на абсолютном покое, чтобы его пациента как можно реже беспокоили внешние воздействия. Но вскоре Эберту стало хуже: 26 февраля 1925 года Бир диагностировал «опасный паралич кишечника», с которым принялся бороться, в основном посредством глицериновых клизм. На следующий день состояние Эберта стало опасным для жизни: «В два часа дня была сделана пункция прооперированной петли тонкой кишки; с помощью шприца было удалено 400 см3 жидких фекалий и немного газа. В течение дня три раза давали питугландол, но безрезультатно. До вечера было спокойно. В 7:30 утра после клизмы снова отошли обильные газы. В десять часов вечера было сделано промывание желудка, чтобы пациент хорошо спал ночью»[214].

Последнюю ночь своей жизни Фридрих Эберт провел тихо. Беспокойство, тошнота и позывы к рвоте начались в 4:30 утра. Бир предпринял последнюю попытку и провел небольшую повторную операцию, но усилия были напрасны. Поздно вечером 28 февраля рейхспрезидент скончался. Официальная церемония, посвященная Эберту, стала одним из величайших проявлений симпатии политического центра к