Густав Эмар - Мексиканские ночи Страница 4

— Хорошие или дурные?

— Эль Рахо впереди, по дороге в Мехико! Офицер вздрогнул, но тут же овладел собой и резко ответил:

— Этого не может быть.

— Я видел его, как вижу вас. Офицер, поколебавшись, сказал:

— Спасибо! Я приму меры предосторожности. А ваши пассажиры?

— Бедняки, не считая двух слуг какого-то французского графа. Его чемоданами можно было бы наполнить целую карету. Остальными не стоит заниматься.

— Я подумаю.

— Поступайте как вам будет угодно. А сейчас мне пора, простите, что покидаю, дон Хесус. Мои пассажиры спешат.

— Ну, до свидания!

Кучер влез на козлы, хлестнул мулов, и дилижанс помчался с такой быстротой, что пассажиры на каждом повороте рисковали сломать шею.

Офицер подошел к хозяину-вентеро и надменно спросил:

— Нет здесь у вас испанского кабальеро с дамой?

— Есть, — ответил хозяин, сняв шляпу и дрожа от страха. — Довольно пожилой кабальеро и совсем молодая дама. Прибыли сюда вчера, после захода солнца, в экипаже. Видите, стоит у ворот. При них охрана. По словам солдат, они едут из Веракруса в Мексику.

— Они-то мне и нужны! Я прислан, чтобы сопровождать их до Лос-Анжелеса. Но, кажется, они не торопятся ехать. Путь долгий, не мешало бы поспешить!

В этот момент в помещении, называвшемся залой, появился богато одетый мужчина. Приподняв шляпу, он всех приветствовал, и направился к офицеру, который пошел ему навстречу.

Мужчине было лет пятьдесят пять. Совсем еще бодрый, высокого роста, очень элегантный, с благородными чертами лица, доброго и открытого.

— Я дон Антонио де Каррера, — сказал он, обращаясь к офицеру. — Случайно услышал ваш разговор с хозяином и понял, что вы должны сопровождать меня в пути.

— Совершенно верно, — вежливо ответил офицер. — В приказе указано ваше имя. Так что я к вашим услугам.

— Благодарю вас, сеньор! Моя дочь прихворнула немного, и, если не возражаете, мы выедем через несколько часов. Я просил бы вас оказать мне честь и позавтракать с нами.

— Тысячу раз благодарю вас, кабальеро, — ответил, вежливо кланяясь, офицер, — но не смею принять вашего приглашения. Вряд ли присутствие грубого солдата будет приятно даме.

— Я не настаиваю, сеньор, хотя рад был бы побеседовать с вами. Значит, решено? Мы остаемся еще на несколько часов?

— Как вам будет угодно, сеньор. Я полностью в вашем распоряжении.

После этого пожилой господин вернулся во внутренние комнаты, а офицер вышел к солдатам, которые уже расположились бивуаком. Солдаты привязали лошадей и, покуривая, разбрелись в разные стороны, с некоторым беспокойством поглядывая на мексиканцев.

Офицер что-то тихо сказал одному из солдат, после чего тот сел на лошадь и ускакал.

Около десяти утра слуги дона Антонио де Каррера запрягли лошадей, а через несколько минут вышел и он сам.

Он подал руку даме, так укутанной вуалью и мантильей, что невозможно было разглядеть ни лица ее, ни фигуры.

Лишь только дама расположилась в карете, дон Антонио повернулся к офицеру и сказал:

— Мы тронемся, когда вам будет угодно, лейтенант! Дон Хесус поклонился, солдаты сели на коней. Пожилой господин поднялся в экипаж, слуга закрыл за ним дверь и сам сел на козлы рядом с кучером. Еще четверо слуг, хорошо вооруженные, ехали за каретой.

— В путь! — скомандовал офицер.

Часть солдат ехала впереди, а часть организовала арьергард. Кучер хлестнул лошадей, и вскоре экипаж исчез в облаках пыли.

— Да хранит его Бог! — прошептал хозяин, подбрасывая на ладони две унции золота, которые ему оставил дон Антонио.

— Благородный старик. Как бы конвой дона Хесуса не оказался для него роковым.

ГЛАВА III. Разбойники

Итак, экипаж дона Антонио мчался по дороге в Орисабу, неподалеку от города сделал поворот и направился к ущелью Лас Кумбрес.

Дама, ехавшая со стариком, была совсем молоденькая, лет шестнадцати-семнадцати. Тонкие черты лица, голубые глаза с длинными ресницами, нежные бархатные щечки, прямой нос, коралловые губы и жемчужные зубы, подбородок с ямочкой, черные шелковистые кудри до плеч, матовая кожа — все это отличало обитательниц экваториальных стран от жительниц севера, с их хрупкой, болезненной красотой, и влекло к ним, внушая не только любовь, но и поклонение.

Устроившись в углу кареты в грациозной позе, утопая в волнах газа, девушка мечтательно смотрела на открывающиеся перед ней пейзажи, рассеянно отвечая отцу, который то и дело к ней обращался.

Старик, казалось, был чем-то озабочен.

— Знаешь, Долорес, — говорил он, — несмотря на заверения тех, кто стоит во главе правительства в Веракрусе, и их покровительство, я им не верю.

— Почему, отец? — спросила девушка.

— Здесь тысяча причин. Но главная — то, что я испанец, а испанцев мексиканцы терпеть не могут, ты это знаешь.

— Вы совершенно правы, отец, но мне очень хочется знать, что заставило вас внезапно покинуть Веракрус и вопреки обыкновению взять меня с собой.

— Все очень просто, дитя мое. Неотложные дела требуют моего присутствия в Мехико. С другой стороны, на политическом горизонте сгущаются тучи, и пребывание в нашей гасиенде очень скоро могло бы сделаться опасным. Потому я и решил оставить тебя у нашего родственника дона Луи де Пезаль, твоего крестного отца. Он тебя очень любит. Сам я отправлюсь дальше, в Ареналь, возьму твоего брата Мельхиора и увезу вас в столицу. Там, по крайней мере, мы будем в безопасности, если вдруг настоящее правительство будет свергнуто правительством Веракруса.

— Иной причины нет? — с легкой улыбкой спросила девушка.

— Разумеется, дорогая Долорес! А ты любопытна! Хочешь, чтобы я открыл тебе мой секрет! — Отец погрозил ей пальцем.

— Значит, есть все же секрет?

— Возможно, но пока я тебе ничего не скажу!

— Не скажете?

— Нет!

— Когда вы говорите суровым голосом и хмурите брови, настаивать бесполезно! Но может быть, вы мне скажете, зачем изменили имя, прежде чем отправиться в путешествие?

— О! С большим удовольствием! Меня слишком хорошо знают как человека богатого, а на дорогах сейчас везде рыщут разбойники.

— Только поэтому вы взяли другое имя?

— Да, дорогое дитя. Я думаю, этого вполне достаточно. Благоразумие заставило меня так поступить.

— Допустим, — произнесла Долорес с лукавым видом, склонив набок голову. И вдруг вскричала: — Взгляните, отец! Карета замедлила ход!

— В самом деле, — ответил старик. — Что бы это могло значить?

Он опустил стекло, выглянул, но ничего не увидел. Экипаж в это время въезжал в ущелье Лас Кумбрес, и дорога здесь так петляла, что дальше двадцати пяти — тридцати шагов ничего не было видно.