Сергей Бортников - Операция «Юродивый» Страница 40

– Никак нет, товарищ капитан! Мы знали, что туда фашисты не дошли и хотели через Весьегонск выйти к своим.

– Откуда вам известны такие факты?

– Ну… Иногда нам попадались листовки…

– Германские?

– Да.

– И вы их читали?

– Только для того, чтобы уточнить обстановку на фронтах, узнать, где враг…

– Ладно. Уговорил. Сам откуда?

– С Украины.

– Точнее!

– Из-под Харькова. Чугуев, слыхали такой город?

– Нет, – соврал Вялов, привычно используя излюбленную «методу». – Что это ты, братец, с Украины, а подался в Брянск? В Харькове своих училищ – пруд пруди!

– Так получилось.

– Не темни.

– Как только началась война, мы переехали в Брянск, к папиному брату. И меня сразу же направили на ускоренные курсы младших лейтенантов.

– Летом?

– Да летом! Война! О каникулах никто не думал!

– Сколько длятся курсы?

– Полгода.

– Июль, август, сентябрь… Ты должен был закончить их в декабре…

– Так.

– А немцы овладели Брянском 6 октября.

– Вот я и говорю, что не успел получить удостоверение!

– А офицерскую форму где взял?

– Нам её выдали. Сказали: враг приближается, доучить вас мы не успеем. Поэтому получайте обмундирование – и на передовую. А бумаги должны были выписать утром. Но не успели…

– Хорошо. Мы проверим. Товарищ Макс!

– Я!

– Этого тоже – в изолятор. Никакого интереса для нас они не представляют. Обычные дезертиры. При малейшей опасности – расстрелять.

– Как расстрелять? За что? – запричитал Перепёлкин. – Мы же шли к своим… Чтобы воевать, беспощадно бить врага… Я не хочу умира-а-ать!!!

– Вытри сопли! – пристыдил его Павел.

– Как долго они у вас? – спросил Вялов, когда двое бойцов увели последнего задержанного.

– Пять дней уже.

– В карантине с ними есть ещё кто-то?

– Партизан Сидоркин.

– Чем он провинился?

– Получил десять суток. От меня лично. За неподчинение.

– Расскажете?

– Не считаю нужным.

– Хоть по делу?

– Да.

– Но человек он надёжный?

– Иных не держим.

– Его закрыли, когда эти трое уже были там?

– Нет. Раньше.

– И сколько ему ещё страдать?

– Меньше суток. Утром выпустим.

– Тогда мы тоже остаёмся на ночь. Чтобы не вырывать Сидоркина из коллектива раньше срока.

– Как хотите. Только особых удобств у нас нет. Сено-солома да пара овчинных тулупов.

– Ничего. Нам не привыкать.

Уже в восемь утра Сидоркина – некогда главного деревенского драчуна и хулигана, детину с бычьей шеей и тяжёлыми, словно утюги, кулаками – привели в штабное помещение, где пили чай Макс и Вялов.

– Доброе утро, Афанасий. Что молчишь? Обиделся?

– На обиженных воду возят, сам знаешь.

– Опять ты за своё. К командиру надо обращаться на «вы».

– Да пошёл ты…

– Так ты ничему и не научился… Пойдёшь еще на пять суток!

– А немца бить кто будет? Ты что ли с этими хлыщами?

– Чем они тебе не понравились?

– Будь моя воля, я б их всех – к стенке!

– За что?

– Чтобы остальные боялись. Понял? Мутные оне… Между собой перебрасываются какими-то непонятными словами…

– Например?

– Шеф, объект, юродивый…

Услышав это, Павел чуть не свалился со стула.

– Кто у них верховодит? – спросил сдавленным голосом.

– А ты кто такой? – вызверился Сидоркин.

– Сколько можно повторять?.. – завёлся Макс.

– Успокойтесь, товарищ командир, вы же видите, мальчик давно не получал по рогам… Нарвется на отпор – будет, как шёлковый.

– Ты с кем так разговариваешь? Да я тебя, штабную крысу, в бараний рог, понял?

– Он такой! – подтвердил Макс. – Сам видел: пятерых из клуба гнал. Только пятки сверкали.

– Ладно, давай выйдем… Поболтаем, так сказать, тет-а-тет…

Вялов попытался обнять Сидоркина за плечи, но тот сбросил его руку. Ещё и толкнул больно в бок. Но к выходу пошёл. Первый.

– Ну, начинай! – оказавшись наверху, презрительно оскалил желтые клыки.

– Давай по старинке. Как наши деды, – миролюбиво предложил Павел. – Сначала бьёшь ты – я держу удар. Останусь жив – отвечу.

– Ну, смотри, как знаешь, – он замахнулся и заехал Павлу меж очи одним из «утюгов».

Капитан пошатнулся, но устоял.

Левый глаз задёргался и начал сразу набрякать.

– Ой, какая-то мошка укусила! Это всё? Тогда держи!

Любимый удар снизу вверх разрезал воздух.

Огромная туша, казалось, оторвалась от земли и, немного повисев в воздухе, свалилась без сознания на притоптанную траву.

Но ненадолго.

Через несколько секунд Афанасий поднялся и радостно заорал:

– Он меня побил! Макс, иди скорей сюда! Наконец-то я встретил человека, который свалил меня с ног! Причём одним ударом!

– Тише, ты! Карателей накличешь, – шутливо пожурил подоспевший командир.

– Как звать тебя, мужик?

– Паша.

– Давай по сто пятьдесят за знакомство!

– Не употребляю. И тебе не советую.

– Вот как? Не уважаешь?

– Уважаю, Афоня… Но пить не буду.

– Ладно, в следующий раз! Договорились?

– Договорились.

– А фамилия твоя как, Паша, чтобы знать, кто меня побил?

– Вялов.

– Не может быть! Вялов! Сам чемпион «Динамо»! А я-то думаю, кто ж это мне так в морду заехал? Паша, я ведь за тебя болел! В тридцать восьмом. Ты мне ещё руку из-за каната протянул… Проси, что хочешь, друг!

– Пошли назад, в землянку, расскажешь всё, что думаешь об этих, как ты говоришь, хлыщах.

– Значит так, старший средь них – Степан. Точно! Хоть и рядовой. Обоих в строгости держит, в том числе и офицера. Чуть что – сразу в рыло. Но супротив нас с тобой, Паша, он никто. Мелкий шалунишка. Я ему щелбаном башку снесу. Легко! А вот в картах Кочергин силён. Они всё время в какую-то идиотскую игру резались. Очки подсчитывали… Я было попробовал – куда там, у нас в деревне в дурака не все знают как играть!

Про Юродивого только однажды разговор зашёл. Мол, как бы нас не опередили… А про объект они часто вспоминали. Как я понял – это дом, где живёт Юродивый. А шеф – их начальник. Кто – понятия не имею.

– Сейчас выясним! – пообещал Вялов, не перебивая выслушавший монолог партизана.

Всех троих снова доставили в землянку, где уже находились Макс, Вялов и Сидоркин.

– Ну что, земляки, будете упорствовать дальше или добровольно во всём признаетесь?

Задержанные продолжали молчать и обмениваться недоуменными взглядами.

– Что значит «объект»? – не унимался Павел. – И кто такой Юродивый?

– Отдайте их мне, товарищ капитан, я живо вправлю им мозги! – предчувствуя потеху, потёр ладони неугомонный Афоня.

– Отставить! К вам обращаюсь, господин Кочергин. Ну!