Иария Шенбрунн-Амор - Железные франки Страница 42

Как только убрался византиец, осмелел опасавшийся его Занги. Атабек захватил многие антиохийские территории за Оронтесом и награбленное имущество передал прежним мусульманским владельцам, основываясь на старых записях налоговых платежей. Это пробудило среди арабских арендаторов и феллахов мятежные настроения. Антиохия уже не мечтала о завоевании новых территорий, а бросила все силы на оборону своих рубежей: гарнизоны крепостей пребывали в постоянной готовности отразить нападение, армия металась от одной границы к другой, и все доходы княжества уходили на приобретение лошадей и вооружения, на выплаты рыцарям и воинам, на наем строителей и легкой кавалерии местных сирийских туркополов.

К счастью, милосердный Господь своих бережет: Он разобщил нынешних моавитян и идумеян. Франков спасало то, что хоть мусульмане и ненавидели пришельцев-латинян, но друг друга они ненавидели еще сильнее – арабы, пять веков назад завоевавшие Левант у византийцев и армян, не жаловали тюрков, прежних полукочевых орд язычников, лишь недавно обратившихся в ислам и сто лет назад отвоевавших у них Палестину. Тюрки-сельджуки не желали дышать одним воздухом с тюрками-данишмендидами, верные последователи Аллаха из Африки не терпели верных его последователей из Азии, правители не доверяли друг другу, а самая жуткая, с молоком матери впитанная, ненависть бушевала меж единокровными братьями – сыновьями соперничающих, ревнующих и интригующих жен общего супруга-правителя. Вот и алчный Занги обратил свое внимание на единоверцев, предоставив Антиохии передышку. Атабек занял мусульманский эмират Хомс.

В чужих раздорах всегда можно что-то выиграть, и к этому следует стремиться. Separa et impera, разделяй и властвуй, учит мудрость древних. Из-за спорных вопросов подчинения различных епископств Радульф де Домфорт рассорился с иерусалимским патриархом Уильямом Малинским и втянул в склоки их высокопреосвященств Святой престол. Так представилась долгожданная возможность избавиться от тягостной патриаршей опеки. Всплыли обвинения в мздоимстве, жалобы на самоуправство, заодно припомнилось, что избрание Радульфа так никогда и не было утверждено синодом. Воодушевленный отступлением византийцев, Пуатье решительно взял бразды правления в собственные руки и изгнал Домфорта из патриаршего дворца. Но если что-то в Антиохии могло запутаться и усложниться, оно непременно запутывалось и усложнялось: смещенный хапуга с низложением не смирился, а принялся сутяжничать и требовать от папы Иннокентия II вернуть ему антиохийский патриархат. Он даже отправился в Рим и вернулся с триумфом, вновь утвержденный доверчивым папой.

К подлым интригам Раймонд оказался не подготовлен:

– Я никогда не избавлюсь от этого сатаны в рясе! Еще и Куртене принялся его поддерживать, хотя ему-то какое чертово дело?

– За Домфортом еще один непростительный грех: он растлитель невинных девушек, – не хотела Констанция втягивать в это противостояние Изабо, но как она могла не помочь Раймонду? – Если понадобится, это обвинение можно доказать перед капитулом и перед папой римским.

– Каких девушек? – полюбопытствовал Раймонд.

– Изабель дю Пасси.

Хмыкнул, насмешливо приподнял бровь:

– Ну, еще вопрос, кто там чей растлитель.

– Вот пусть Рим пришлет своего легата, и тот разберется.

Изабо, когда узнала, что от нее требуется, струсила. Пыталась отказаться, принялась рыдать, упрашивать.

– Кто я и кто патриарх, ваша светлость? – Валялась в ногах, хваталась за юбку, за руки Констанции, как будто имела дело не с лучшей и единственной подругой, а с палачом: – Умоляю, не губите моего доброго имени! Не заставляйте свидетельствовать о собственном позоре!

По поводу «доброго имени» шальной Изабо Констанция милосердно промолчала: даже у юных пажей при виде кокетки глаза загорались сладострастием. В ответ сама молила и убеждала подругу еще отчаяннее. Но Изабо была отважна лишь грешить, а когда потребовалось постоять за добродетель и выступить против распутника, девица захлебывалась слезами, била себя в грудь и рвала от безысходности волосы:

– Что стоит мое слово против слова патриарха? Кто же на мне после этого женится?

Даже когда речь шла о спасении Антиохии, о возвращении легитимной власти законному правителю, глупышка думала об одних мужчинах! Констанция продолжала уговаривать, она не хотела заставлять, но Изабо следовало понять, что ее долг – помочь своей госпоже и заступнице. Если княгиня поддастся жалости, руки Раймонда останутся связаны, княжество по-прежнему будет подтачивать правление грешного прелата, а она нарушит данное супругу обещание. Но этот взгляд загнанного в силки зайца оказался непереносим. Чтобы не дрогнуть, Констанция отвела глаза:

– Кому прикажем, тот и женится.

Изабо только всхлипывала и отчаянно мотала головой. Ах, девица дю Пасси, вот проявляла бы ты такую несговорчивость, когда грешный Авиафар тянул к тебе свои лапы, а не тогда, когда твоя госпожа нуждается в твоей помощи! Констанция высвободила край юбки из потных, дрожащих рук трусливой мамзель:

– Изабо дю Пасси, это мой и твой долг. Ты в этом деле не одинока. Тут и мое слово против его. А что до доказательств – мы предъявим капитулу перстень. С Божьей помощью травинка может перерубить меч. Выполни свой долг христианки и подданной, помоги мне, и я никогда тебя не брошу и не оставлю своими милостями.

Она сломила сопротивление подруги, хоть и не ожидала, что это окажется столь тяжко для обеих. Изабо исповедовалась легату, но что-то после этого между подругами изменилось. У дю Пасси появился взгляд загнанной лани, и на приязнь и милости княгини вместо прежней сердечности она отвечала только почтительной уклончивостью, и эту ее отчужденность Констанция не могла преодолеть. В легкомысленной шалунье словно свеча задулась, и всем рядом с ней стало темнее. Княгиня поклялась заботиться о заблудшей душе подруги и удвоила суммы, раздаваемые городским нищим ее капелланом.

Свидетельство обольщенной девицы, хоть и было принесено в виде тайной исповеди, оказалось не напрасным: представитель его святейшества окончательно сместил властолюбивого и сластолюбивого иерарха. Домфорт, правда, забаррикадировался в своем дворце и пытался поднять восстание, но, когда следовало применить силу, Раймонду ничья помощь не требовалась. Верные князю воины выдворили негодного клирика из Антиохии, и при поддержке Рима Пуатье наконец-то смог возвести на патриарший престол нового достойнейшего иерарха – Эмери Лиможского. Теперь Божья милость несомненно вернется к Антиохии.

Об учености молодого клирика ходили легенды. Раймонд, отпрыск изысканной и культурной Аквитании, сам никаких наук, помимо бранной, не постигший, гордился, что новый пастырь Антиохии способен ученостью поспорить с известнейшими богословами Парижа. Познания Эмери в греческом и латыни были бездонны, его научные труды и обширность сведений в древней истории добавляли блеска Антиохии и поднимали престиж княжества. По повелению папы римского ученый пастырь перевел с греческого на латынь писания Иоанна Златоуста. Но главное, прелат был знатным человеком благородного происхождения. Во всем христианском мире глава Антиохийской церкви пользовался великой и заслуженной славой. Он непременно будет князю верным духовным оплотом.