Михаил Шевердин - Перешагни бездну Страница 45

Угольщики разбрелись по лужайке, враждебно поглядывали на своего главаря. Аюб Тилла куда-то исчез. Датхо даже не заметил, когда он ушел, и теперь вдруг завертелся на кошме, ища его гла­зами меж кустов и нагроможденных обломков скал, точно набро­санных кругом руками великана Гуля.

Ликующий испуганный вскрик около лачуги издал Юнус-кары:

—  Ее нет! В стенке дыра! И тетка пропала.— Он радовался, но и боялся. Он ждал, что сейчас произойдет ужасное. Он знал характер Кумырбека — вспыльчивый, сварливый, жестокий харак­тер отвратительного злого джинна из сказки. Выпалит из маузера, ударит по зубам.

От неожиданности Кумырбек утратил дар речи. Привстал на кошме, снова грохнулся на нее. Едва не задохнулся. Не мог даже пошевелить языком. Все ерзал на месте, а левая рука его страшно и нелепо прыгала.

Угольщики-аскеры открыто радовались. Они еще не поняли, что произошло, но вслух они выражали свое удовлетворение:

—  Хитрость одной женщины — поклажа сорока верблюдов! Ай, молодец девушка!

—   Попал в яму вождь войска смерти!

—  Теперь  не  достанется  сереброликая  полузверю,   получело­веку!

—  Убежала, змейкой скользнула наша пери!

—  Подавится теперь дракон своим ядом!

Неизвестно, слышал ли Кумырбек, о чем говорили угольщики — воины ислама. Ему перехватило горло, в ушах гудело, он хрипел что-то совершенно неразборчивое. Наконец он, чтобы избавиться от удушья, поднял вверх бороду, чтобы глубже вздохнуть. И тут вдруг увидел высоко над собой чьи-то вцепившиеся в край скалы пальцы.      

Кумырбек сразу пришел в себя. Предчувствие опасности под­ступило к сердцу.

Словно в гипнозе, он переводил глаза с углежогов на скалу и обратно, неспособный двинуться с места. Он даже не попытался встать, отскочить в сторону, когда вдруг ему на голову посыпались камешки, щебенка. Так застигнутый землетрясением человек не в состоянии порой оторвать размякшие ноги от зыбкого пола.

—  Эй, — тупо застонал Кумырбек, — чего там? Что случилось? Из-за края утеса высунулась голова Аюба Тилла.

—  Это ты? — бормотал Кумырбек. — Ты, Аюб? Чего тебе там надо?

Удивительно! Хитрец, лис, прожженный, по-звериному осторож­ный басмач не сообразил, что даже появление человека над обры­вом на шатком нагромождении камней и обломков опасно для находящихся внизу. Отупение какое-то сковало мозг Кумырбека. Или вообще он не мог допустить, что замыслил Аюб Тилла.

—  Иди сюда, Аюб! Скорей. Надо ловить эту дочь греха. 3мею.

—  Ловить?— переспросил Аюб Тилла. Голос его звучал на­тужно. Руки его все еще расшатывали обломок скалы. — Кого? Сейчас я тебя поймаю.

—  Иди сюда! Иди! Или я прикажу вырвать тебе ноги.  Иди.  Лови девчонку! Там кто-то посторонний шляется. Он, он! Лови!

 Так верил в силу своего слова Кумырбек, так привык к бес­прекословному повиновению своих бессловесных углежогов, что и сейчас ждал безропотного послушания. Душивший его гнев нашел разрядку в дикой брани. Он расправил грудь и дышал громко, с силой. Он забыл о девушке и всю злость обрущил на Аюба Тилла. Эй, чего это он торчит на скале, да еще вздумал копаться над его головой на краю обрыва и смеет беспокоить его — датхо, обсыпает сверху камешками и песком.

Неистово Кумырбек кричал:

—  Слезай, ублюдок! Сейчас же слезай!

Верхушка скалы, хоть и растрескалась, поддавалась с трудом. Аюб по пояс высунулся из-за края обрыва и засмеялся:

—  Ха!  Поглядите, друзья, дракон! Настоящий дракон.    Гнев его подобен леденящей зиме. Медведь взбесившийся. Если каж­дого медведя уважать за дородство, визирем придется его назна­чить.

Обращался он к толпившимся неподалеку на лужайке уголь­щикам.

Не сразу Кумырбек заметил, что магазинки у них не за пле­чами, а почему-то в руках. Команду он не давал, а оружие взято наизготовку.

—  Что? Как вы смеете?! — захрипел, все еще не вставая с кош­мы, Кумырбек. Сердце сжалось от боли. Он видел кружочки вин­товочных дул,   направленных на него.— Хорошо!    Что? Кто? Не посмеете мусульмане — мусульманина!

—  Не пускайте его! — закричал с высоты Аюб Тилла. — Пусть сидит, не шевелится... Он, Кумырбек, помрет позорной смертью.

—  Что вы делаете?

Голос датхо звучал совсем жалобно. Наконец Кумырбек по­нял... Дело его плохо. Он пропал. Его аскеры осмелились угрожать ему винтовками! Угольщики и слова «нет» не произносили, а те­перь в лицо тычут дула магазинок.

—  Сейчас...  минуточку,  и узнаешь, — крикнул  со скалы Аюб Тилла. — Душно нам от тебя... Душно от твоего господства, душно от твоего звериного нрава... Сейчас... Минуточку... Сейчас птица твоей души вылетит из клетки твоего тела. Ха... Только не из чистой дверки твоего рта, а... Ха! Сейчас тебя придавит гора из камней, и душа не найдет чистого выхода из твоего тела.

Задергался, заметался на кошме Кумырбек. Он мусульманин. Он веровал в рай и ад. Поверие гласит: дух раздавленного выходит не через горло и рот, а... непотребно, через... Раздавленному, нечистому от собственных испражнений закрыт вход в рай...

Кумырбек еще успел выдавить из груди одно слово:

—  Стойте!

Громада камней обрушилась на него.

Пыль и песок взметнулись над лужайкой, медленно рассеялись.

—  Да, вот тебе и хорошо! Птица твоей души пусть теперь пищит там…   —Подошедший Аюб Тилла показал рукой на завал.— Получай брачное ложе из камней... Повелось так — собака повеле­вает собаками. Мы не собаки... Он был собакой...

Весь трясущийся, дергающийся Юнус-кары робко заглянул в глаза Аюбу и        заговорил:

—  Слишком большую просеку прорубил датхо среди мусуль­ман.

Он явно трусил. Белая чалма распустилась и свисала на лоб. Лицо побледнело, губы дрожали. Он ужасно боялся — вдруг камни раздвинутся и грозный датхо Кумырбек восстанет. Лучше спря­таться за спиной Аюба Тилла. Наверное, теперь он возьмет на себя начальствование.

А Аюб Тилла смотрел на угольщиков, на их посеревшие лица.

—  Я не датхо! Кончено! Надо кончать с этим, — он повертел в руках    карабин. — И теперь! — Он снова обвел    глазами лица своих  угольщиков. — Темнеет.   Ночь   беременна   тайнами.   Погля­дим, чем она  разродится утром. Злодей не опасен, — он кивнул в сторону завала. — Всю жизнь он ловил людей, а могила изло­вила его. О нем хватит! А вот где наша доченька? Молодец. Не ждала телка, когда ее поведут резать.  Убежала.  Настоящая де­вушка! Где-то спряталась. Однако пропадут они ночью с Мавлюдой на оврингах. Да тут и волки есть. Где ей по камням нежными ножками? Пошли!

Но прежде чем уйти, он постоял и послушал. В тихих шумах свалившейся в лощину ночи слышалось рокотание далекого водо­пада, звонкие трели ручейков, хруст сухого сена на зубах ло­шадей. И вдруг резануло где-то в груди. Казалось, тонкое вереща­ние исходило из-под камней, низвергнутых с высоты обрыва.