Фрегат Его Величества 'Сюрприз' - О'Брайан Патрик Страница 46

— Сэр! Сэр! — раздался на веранде голос Баббингтона.

— Эгей! — громко откликнулся Джек.

Лестница задрожала, распахнулась дверь и улыбка Баббингтона осветила полумрак. При виде сурового выражения лица капитана она померкла.

— Что вы делаете на берегу, Баббингтон? — спросил Джек. — Еще две пары вант не заменены, а вы на берегу!

— Ну, сэр, колипар губернатора передал почту, и я подумал, вдруг вы захотите посмотреть ее немедленно.

— Что ж, — произнес Джек, просветлев. — В этих словах есть доля истины. Он схватил пакет и поспешил в соседнюю комнату. Через несколько секунд он вышел из нее, передал Стивену конверт и снова исчез.

— Ну, сэр, не смею вас долее задерживать, — заявил Баббингтон.

— Да и вашу шлюху тоже не стоит заставлять ждать, — ответил Стивен, выглядывая в окно.

— Но сэр, — возмутился Баббингтон. — Она вовсе не шлюха, а дочь священника.

— Так вот почему вы одалживаете значительные суммы у одного человека на корабле, недостаточного твердого, чтобы отказать вам? Две «пагоды» на прошлой неделе. Четыре рупии шесть пайсов на позапрошлой.

— О, сэр, она только разрешает своим друзьям… то есть другу… поддержать ее с помощью ренты — ей задерживают какие-то выплаты. Я бываю у них, когда попадаю на берег, а это, как вам известно, случается очень редко. Но ведь вы всегда были так добры ко мне, не правда ли, сэр?

— Вот как? Тогда позвольте мне сказать вам одну вещь, мистер Баббингтон: такие дела могут завести очень далеко, и священники не все бывают тем, чем кажутся. Извольте припомнить мой рассказ о гуммате и третьем поколении. На базарах вы можете увидеть достаточно примеров. Как вам понравится видеть своего внука лысым, хилым, беззубым и состарившимся в возрасте двенадцати лет? Прошу вас, будьте осторожны. Женщина для моряка — сосуд греха.

— Буду сэр, а как же, — вскричал Баббингтон, стараясь незаметно выглянуть через занавеску в окно. — Но знаете, сэр, странная вещь — кажется я покинул корабль без гроша в кармане.

Стивен прислушался, как шаги юноши затухают на лестнице, вздохнул и обратился к письмам. Сэр Джозеф писал почти исключительно про жуков различных видов; он был бы бесконечно благодарен дражайшему Мэтьюрину, если бы тот не забыл про него в случае, если ему в руки попадет какой-нибудь из бупестридов. Но загадочный постскриптум дал ему ключ к письму мистера Уоринга, казавшемуся на первый взгляд собранием тупых и склочных сплетен об общих знакомых. На самом деле письмо позволило ему ознакомиться с политической ситуацией: в Каталонии британская разведка, как водится, опять поставила не на ту лошадь; посольство в Лиссабоне ведет переговоры с очередной партией сомнительных представителей сопротивления; движение подвергается риску раскола, и возвращения Стивена ждут с нетерпением.

Новости от его собственного агента: миссис Каннинг готовится к путешествию в Индию для схватки со своим мужем. Мокатта выяснили, что Каннинг должен быть в Калькутте до наступления сезона дождей, и ей предстоит направиться на борту «Уоррена Гастингса» в этот негостеприимный порт. Софи запамятовала обозначить три своих письма датой более точной, чем день недели, и Стивен прочитал их в неверном порядке. Сначала у него создалось впечатление, что Сесилия ждет ребенка («о, как жду я момента, когда стану тетей!»), не претерпев при этом урона девичьей чести и не выслушав нотаций со стороны подруг. Фрэнсис удалилась на пустынные берега Лоф-Эрн, где мучается в компании некоей особой, именуемой леди Ф., и с нетерпением ждет возвращения сэра О. Второе письмо несколько прояснило ситуацию: обе сестры Софи вышли замуж. Сесилия — за юного офицера милиции, а Фрэнсис, стремясь не отстать от сестры, — за старшего кузена оного воина. Пока сей ольстерский землевладелец представлял в Вестминстере графство Антрим, Фрэнсис коротала дни с его пожилой матерью во Флудсвилле, дважды в день поднимая бокал бузинового вина за посрамление папы римского. В письмах описывалась радость, даже восторг по причине счастья сестер: Сесилии в конце-концов понравилось замужество, оно оказалось даже более приятным, чем она ожидала, хотя им до поры, пока сэр Оливер не выхлопочет чего-нибудь для своего кузена, приходится жить на съемной квартире в Госпорте; также послание содержало подробное описание брачных церемоний, проведенных по всем правилам и при хорошей погоде мистером Хинкси, их уважаемым викарием. Но по-настоящему счастливыми эти письма не были, не такие письма любил он читать.

Из третьего письма он уловил, что женитьба Сесилии была относительно поспешной, что миссис Уильямс вынуждена была отступить по всем фронтам, поскольку молодой офицер произвел подкоп под ее цитадель, зато ей удалось отыграться в деле с сэром Оливером Флудом, человеком состоятельным и черствым. Это третье послание окончательно закрепило ощущение подавленности и уныния. Дух миссис Уильямс воспрял вследствие свадеб и победы над поверенным сэра Оливера, но здоровье вновь пошатнулось, и она без конца стенала о своем одиночестве. Теперь, оставшись вдвоем с Софией, она сократила число слуг, закрыла башенное крыло и прекратила принимать гостей. Почти единственным посетителем стал мистер Хинкси, заходивший почти каждый день, и остававшийся на обед, если только мог передать ведение службы мистеру Феллоусу.

Теперь, когда не что отвлекало ее, миссис Уильямс возобновила давление на Софию — словоохотливо, когда чувствовала себя хорошо; с судорожными вздохами, когда была прикована к постели. «Странная вещь, но хотя я слишком часто вынуждена слышать имя мистера Хинкси, он действительно нравится мне — это воистину дружелюбный человек, человек добрый, вполне стоящий ваших рекомендаций — он такого высокого мнения о «бесценном неземном Мэтьюрине», и вы, не сомневаюсь, покраснели бы, услышав, как мы говорим о вас, а происходит это так часто. Он никогда не выдает своих чувств и не ставит меня в неудобное положение, и всегда так добр с мамой, даже когда она не вполне в здравом уме. Проповеди его блестящи: без экзальтации и высокопарных слов, без того, что вы бы назвали краснобайством — но слушать его удивительно приятно, даже когда он ведет речь о долге, а это случается частенько. И должна сказать, что он сам следует тому, чему учит — это очень послушный сын. Его пример заставляет меня краснеть и мучаться. Его мать… — Стивен никогда не придавал особого значения старой миссис Хинкси — прекрасная старушка, милая и добрая, но совершенно глухая»… «Черта с два, — подумал Стивен, — когда надо, она отлично все слышит. Это все бессовестный обман, да и седые волосы тоже».

Он перескочил к той части письма, что волновала его больше всего. София считала очень странным, что Джек не пишет. «Ну, горячая голова, тебе ведь не известно, что военный корабль обгонит самый быстрый пакетбот?». Она уверена, что Джек никогда, никогда не сделает ничего плохого преднамеренно, но даже лучшие из мужчин бывают такими беззаботными и забывчивыми иногда, особенно когда у них много других дел, как, например, управление военным кораблем, а еще есть древняя поговорка, что расстояние и соленая вода смывают все чувства. Что может быть естественнее, если мужчине надоест глупая деревенская девушка вроде Софии? Даже самые пылкие чувства способны остыть в человеке, если ему приходится заботиться о столь многих вещах, и нести такую ответственность. Но превыше всего ей не хочется быть преградой на пути Джека в его карьере (лорд Сент-Винсент категорически против женитьбы) или еще в чем-либо: у него в Индии могут оказаться подруги, и ей было бы исключительно жаль, что из-за нее он будет чувствовать себя связанным или окажется в ложном положении.

— Катализатором тут выступает генерал, — заметил Стивен, сравнивая письмо с более ранними образцами почерка Софи. — Оно написано второпях, в смятении духа. Правописание хромает даже сильнее, чем обычно.

Софи попыталась представить все в виде пустяка, но веселье ее было наигранным и неубедительным. Генерал Обри вместе с мачехой Джека, жизнерадостной вульгарной юной особой (молочницей в недавнем прошлом), и им маленьким сынишкой, посетили Мэйпс, по счастью как раз тогда, когда миссис Уильямс уехала в Кентербери вместе с миссис Хинкси. Софи накрыла, как могла, обед, при этом, увы, с парой бутылок вина. Генерал Обри принадлежал другой цивилизации, цивилизации, не затронутой просвещением и развитием буржуазии; существовавшей вокруг Лондона задолго до рождения Софи, и которую ее городская, респектабельная семья не могла принять ни в коем случае. Она выросла в спокойной, сдержанной обстановке, и не знала как себя вести в ответ на комплименты генерала по поводу хорошего вкуса Джека (Сесилия чувствовала бы себя гораздо увереннее), или замечания, что Джек — сущий повеса, и всегда был таким, — но ей не стоит переживать по этому поводу — мать Джека никогда не переживала. «Ну подумаешь, полдюжины внебрачных детей, всего делов», — утешал он Софию.