Андрей Степаненко - Еретик Страница 49

Услышав об этом странном и зловещем явлении впервые, Ираклий не поверил. Сам сходил на берег и обомлел: море, на сколько хватало глаз, было полно серым от пыли крошевом. Он присел, выловил кусок, размял его в ладонях и долго смотрел, как диковинное, обычное лишь в гиперборейских странах явление тает в его руках. Но, вот беда, в море лед уже не таял.

В такой ситуации аравитянам даже не надо было что-то говорить: знамения сами говорили за себя, и предостережения пророка из рода курейшитов обретали особое значение.

— Как думаешь, насколько быстро наш флот перейдет под власть аравитян? — глухо проронил Ираклий прибывшего из Клизмы родича.

Он знал, что это неизбежно, и все-таки надеялся на невозможное.

— Ты же понимаешь, Ираклий, — смутился родич, — агитаторы за Амра есть на каждом судне, и число их растет…

— Сколько дней?!

— Да еще эта странная идея о двух природах во Христе. Люди считают, что ты продался заморским еретикам, а Спаситель…

— Сколько?!! — заорал Ираклий.

— Семь, от силы, десять дней.

Ираклий стиснул челюсти. Это означало, что через семь-десять дней, у Византии уже не будет военного флота, а последователи Мухаммада, напротив, будут вооружены до зубов. Абсолютно незаслуженно! Одним броском невидимых небесных «костей». Но вот беда, если смотреть со стороны, выходило так, что без вмешательства Небес не обошлось. Ибо кто как не империя протянула руки к чужому добру; кто, как не империя, забыла договор и начала морить голодом всегдашних соседей; и кто, как не империя, изобрела для Иисуса ту роль, которой он никогда не играл.

А за такое Бог, если он, конечно, есть, просто обязан был наказать — и жестоко.

Симон был в растерянности. Со слов Амра, Елена двинулась в путь с двумя сопровождающими рыбаками, — вождь аравитян оплатил им весь путь, — куда бы Елена ни пожелала.

«Но вот куда они тронулись?»

То, что ветер дул на юг, в верховья Нила, сильно усложняло задачу. Царица Цариц с равным успехом могла тронуться и вверх — по ветру, и вниз по течению, с опущенным парусом.

«Где ты, женщина? Что ты ищешь?»

Странным образом, Симон чувствовал, что Джабраил прав, и Елена может найтись так же легко и быстро, — как в свое время по одному неосторожному слову Симона загорелись небеса. Но для этого Симон должен был понимать, что происходит.

«И какие у тебя планы?» — задрал он подбородок вверх.

Небо, понятное дело, молчало.

— А поплыву-ка я вверх, — вслух подумал Симон и жестом позвал ожидающего неподалеку перевозчика — единственного уцелевшего после схода грязевой волны. — В Мемфис[67].

Именно в Мемфисе в языческом храме служил еще один из уцелевших соратников, и был этот соратник неглуп и деятелен, — мог подсказать, и где лучше искать Елену, и какой ловушки можно ожидать от Того Который.

Однако все сразу пошло не так. Едва Симон отплыл от берега, на берегу появился Кифа, и вскоре небольшое рыбацкое судно вышло вслед Симону и начало держаться точно за ним — час за часом.

«Ну, вот и первая беда…» — констатировал Симон.

Если Джабраил был прав, а он всегда оказывался прав, Симон мог потопить это судно одним своим словом — так же просто, как зажег небо. И будь Симон лет на тридцать моложе, он попробовал бы это сделать непременно. Но теперь он склонен был помнить, что могут пострадать тысячи других ни в чем не повинных людей. И значит, в тысячах причинно-следственных цепочек он мгновенно станет крайним звеном, и станет виден Тому Который столь же ясно, как он сам видит парус на горизонте.

Хуже того, Симона все более глодала мысль, что он после зажженных небес и вошедшей в Александрию волны уже вовсе не так незаметен, как прежде, и что «хамелеоном», каким он был всегда, ему уже не быть. И все-таки более всего Симона терзало сказанное пятым и шестым и несказанное седьмым пророком.

Узнав, что пророчества придется исполнять, Симон задал пятый, совершенно очевидный вопрос:

— Зачем Отцу кровь Его Сына?

И получил стандартный церковный ответ:

— Отец и Сын едины.

Этот ответ не был ответом. Все познания Симона сводились к одному: единство палача и жертвы — гнусная ложь. Но, вот беда, Джабраил не лгал. Никогда.

— Значит, спасение возможно? — задал он шестой вопрос.

И снова Джабраил ответил ничем — пустым, ничего не объясняющим софизмом:

— Что внизу, то и наверху.

Это же говорил Гермес Трисмегист, вероятно, услышавший софизм от все того же Джабраила. Что ж, Гермес был уважаемый гностик, но широта толкования этого софизма делала его совершенно бесполезным.

И тогда Симон задал седьмой вопрос — седьмому отроку.

— А почему я? За что? Кто я такой, чтобы делать все это?

И архангел на вопрос не ответил — впервые за всю историю хождения человека в Иерусалим.

Евреи вкупе с аравитянами пытались вернуть Самнуд в руки Амра несколько раз и… отступили. С каждым днем Великий красный Поток разливался все шире, делая осаду попросту невозможной, и единственное, что успел сделать Амр, это укрепить соседний город Бусирис. А потом на судне главнокомандующего византийским флотом по не так давно расчищенному каналу приплыл Зубайр.

— Флот уже твой, — обнял его эфиоп, — какие приказания? Война?

— Нет, — мотнул головой Амр, — это неразумно. Сначала надо восстановить индийскую торговлю.

В тот же день прошедший очищенным каналом флот встал у Гелиополиса, и его начали грузить хлебом, а вскоре у ворот Троянской крепости толпились купцы — со всех краев Ойкумены. Ну, а вслед за купцами к Амру потянулись и посланники еще не взятых городов.

— Правда, что ты губернаторов и префектов на своих местах оставляешь? — первым делом интересовались они.

— А зачем их менять? — удивлялся Амр. — Люди их знают, верят им… ну, положим, поставлю я своего, и что мне это даст?

— А, правда, что ты на три года подати снимаешь?

— Это так, — кивал Амр. — Я слишком хорошо знаю, что такое голод, и я не хочу, чтобы это случилось и у вас, да еще по моей вине.

Как правило, этого хватало, и города переходили под руку Амра, даже не видя его в глаза. То, что аравитянин слово держит, в Египте знали все. И, в конце концов, когда в низовьях Нила появился лед, а в Эфиопии, как утверждали, выпал красный, горько-кислый[68] почему-то снег, Амра стали навещать и священники — из самых отдаленных областей.

— Что ты скажешь о знамениях? — первым делом интересовались они.

— Только одно, — качал головой Амр, — хватит идолопоклонства. Аллах един, и только Он — истинная защита человеку. Я всем это говорю, особенно варварам. И многие из них уже начали это понимать.