Джордж Фрейзер - Флэшмен Страница 49

Спустя несколько секунд ему удалось овладеть собой, и он заявил, что необходимо собрать совет для обсуждения дальнейших действий. Потом посмотрел на меня и сказал:

— Благодарение Господу, Флэшмен, что хотя бы вы спаслись. Вы словно Рэндольф Мюррей — единственный оставшийся в живых, вестник несчастья.[38] Передайте мое распоряжение о сборе высших офицеров, а затем отправляйтесь к доктору.

Он, видимо, счел, что я ранен. Мне тогда подумалось, да я и сейчас придерживаюсь мнения, что он был хил не только телом, но и умом. «Расслабленный», как сказали бы родственники моей жены.

В ближайшие часы мы получили тому подтверждение. В военном городке, ясное дело, царил хаос, и бродили самые разные толки. Один из них, вы не поверите! — гласил, что Макнотен вовсе не убит, а увезен в Кабул для продолжения переговоров с Акбаром, и вопреки услышанной от меня истории Эльфи это казалось более вероятным. Старый дурак всегда верил только тому, во что хотел верить, не желая принимать очевидного.

Впрочем, ему недолго пришлось пребывать в заблуждении. После полудня Акбар отпустил Лоуренса и Макензи, и они подтвердили мой рассказ. Офицеров посадили под замок в форте Мухаммеда, и им довелось видеть, как похваляются гази, таская разные части тела Макнотена. Позднее убийцы развесили на крюках в мясном ряду кабульского базара все, что осталось от него и Тревора.

Оглядываясь назад, я склоняюсь к мнению, что Макнотен был нужнее Акбару живым, чем мертвым. Вокруг этого дела до сих пор идут споры, но я убежден, что Акбар осознанно втянул Макнотена в заговор, чтобы испытать его. Когда Макнотен согласился, Акбар понял, что тому нельзя доверять. Он, разумеется, никогда не собирался делить с нами власть в Афганистане — эта штука нужна была ему целиком, и глупость Макнотена предоставила ему такую возможность. Но Акбар предпочел бы заполучить Макнотена в качестве заложника, а не убивать его.

Ведь помимо прочего смерть посла могла стоить Акбару краха всех его надежд, и даже самой жизни. Командующий, обладающий большей решимостью, чем Эльфи — говоря иными словами, любой, — вышел бы из военного городка с намерением отомстить и вымел бы убийц из Кабула. Мы, конечно, могли сделать это — войска, в которые не верил Эльфи, пришли в ярость при известии об убийстве Макнотена. Они жаждали битвы, но Эльфи, разумеется, не удовлетворил их ожиданий. Он, как всегда, колебался, так что мы слонялись целый день по лагерю, а афганцы тем временем по-настоящему опасались ночной атаки. Но об этом я узнал позже: Макензи утверждал, что если бы мы проявили твердость, вся эта орава разлетелась бы в разные стороны.

Так или иначе, это уже история. А в то время я знал только то, что видел и слышал сам, и мне это совершенно не нравилось. У меня создавалось впечатление, что, покончив с послом, афганцы примутся за остальных, а видя Эльфи заламывающим руки и стенающим, я не находил средства, способного остановить их. Может быть это было результатом утреннего бегства, но меня трясло весь остаток дня. Я воочию представлял себе хайберские ножи, которыми гази с криками кромсают нас на части, и даже подумывал, не раздобыть ли быструю лошадку и не отправиться ли куда подальше, но такое путешествие выглядело не менее опасным, чем пребывание здесь.

Однако на следующий день обстоятельства предстали перед нами не в таком плохом свете. Акбар прислал нескольких вождей с извинениями за гибель Макнотена и предложением продолжить переговоры — будто ничего не случилось. И Эльфи, готовый ухватиться за любую соломинку, согласился — «не вижу, что еще нам остается делать», — сказал он. Афганцы без обиняков заявили, что мы должны немедленно покинуть Кабул, бросив пушки и оставив некоторое количество семейных офицеров с женами в качестве заложников!

Сейчас это кажется немыслимым, но Эльфи и вправду согласился. Он предложил заплатить наличными всем женатым офицерам, готовым согласиться остаться с семьей заложниками у Акбара. Тут поднялся невероятный шум: мужчины кричали, что скорее пристрелят жен, чем оставят их на милость гази. Была сделана попытка побудить Эльфи к действию и занять Бала-Хиссар, откуда мы могли плевать хоть на весь Афганистан, но командующий не разделял такого мнения, и все закончилось ничем.

На следующий день после смерти Макнотена состоялся офицерский совет, на котором председательствовал Эльфи. Он был в исключительно плохой форме: помимо прочих неприятностей с ним произошел несчастный случай. Учитывая обстоятельства, генерал решил держать при себе оружие и приказал принести пистолеты. Заряжая один из них, слуга уронил оружие на пол, и пистолет выстрелил. Пуля прошила кресло Эльфи и чиркнула его по мягкому месту. Такие дела.

Шелтон, который терпеть не мог Эльфи, воспользовался моментом.

— Афганцы режут наших людей, хотят забрать жен, выгоняют нас из страны, и что же делает наш командующий? Стреляет себе в задницу — видимо, в намерении вышибить мозги. И он почти не промахнулся.

Макензи, хоть и не благоволивший к Эльфи, но к Шелтону и того менее, попытался урезонить последнего, говоря, что нужно думать о деле, а не насмехаться над стариком. Шелтон тут же окрысился.

— А я буду насмехаться над ним, Макензи! — заявил он. — Мне нравится это делать!

В подтверждение своих слов Шелтон принес на совет попону и улегся на ней, попыхивая чирутой. Когда Эльфи высказывал какое-нибудь особенно глупое предложение, бригадир громко фыркал. Фыркать ему пришлось часто.

Я присутствовал на совете, видимо, по причине моего участия в переговорах, и осмелюсь заявить, что по концентрации беспримесного идиотизма он превосходил все прочие советы в моей военной карьере — а ведь я был с Рагланом в Крыму, не забывайте! С самого начала стало ясно, что Эльфи настроен выполнить то, что потребовали от него афганцы. Он старался представить дело так, как будто иного выбора просто нет.

— С потерей бедного сэра Уильяма мы оказались в тупике, — то и дело повторял он, обводя всех печальным взором в надежде получить поддержку. — Я не вижу цели, которой мы могли бы достичь, оставаясь в Афганистане.

Некоторые выступали против, но немногие. Поттинджер, весьма сообразительный малый, унаследовавший по старшинству должность Бернса, был за переход в Бала-Хиссар. «Безумие, — говорил он, — пытаться отступать через проходы в Индию посреди зимы с армией, отягощенной сотнями женщин, детей и обозных. Помимо прочего, нельзя доверять обещаниям Акбара: сирдар не сможет помешать гази вырезать нас на перевалах, даже если захочет».

По мне, это было разумное предложение. Я всем сердцем был за Бала-Хиссар, по крайней мере пока Эльфи-бей будет в центре, при нем останется и Флэши, а остальная армия охраняет нас. Но все проголосовали против Поттинджера — не потому что соглашались с Эльфи, а потому что их не привлекало зимовать в Кабуле под его началом. Им хотелось поскорее расстаться с ним, а для этого надо было вывести армию в Индию.