Михаил Громов - В небе и на земле Страница 5

Как-то за чашкой чая у нас с женой зашёл разговор о частушках, о песнях, затем о стихах, которые пелись в давние времена. И мы пришли к мнению, что русских людей в жизни всегда сопровождают песни, особенно при встрече с друзьями, знакомыми, в домашней обстановке. И вспомнились мне песни и стихи, которые я слышал от отца в те времена, когда я был ещё ребёнком. Помню, например, как в кругу родственников, конечно за столом и после трапезы, пелись студенческие и другие песни: «Из-за острова на стрежень», «Не осенний мелкий дождичек…» и т.п.

Часто исполнялась песня «Бурные, как волны, все дни нашей жизни…», заканчивавшаяся припевом:

По маленькой, по маленькой,

Помолимся творцу

И к рюмочке приложимся,

А после - к огурцу!

Или:

От зари до зари, лишь зажгут фонари,

Там студенты толпою шатаются…

с припевом «Лё-ле-чум, ля-ля-ля; лё-ле-чум, ля-ля-ля; лё-ле-чум, ля-ля-ля-ля-ля-ля».

Но особенно отец любил песню «Бывали дни весёлые, гулял я, молодец…».

Однако по этим песням нельзя вполне судить о его вкусах и интеллекте. Отец любил и серьёзную классическую музыку, и поэзию, а особенно - философию. Иногда они с матерью затевали длинные споры на философские темы. Будучи тогда ребёнком, я ничего, конечно, не понимал в их рассуждениях, и поэтому ничего не запомнил. Но вот как я мог запомнить стихи, которые слышал в очень раннем возрасте - это меня самого удивляет. А они явно отражали политические настроения моего отца. Мне запомнилось, что в одном из стихотворений говорилось о том, чем гордились тогда различные страны. Помню лишь такие строки:

Швейцарец - Альп вершинами с их горными долинами,

Швейцарками здоровыми и дойными коровами.

А мы - самодержавием, поповским православием,

Различных царств коронами с остзейскими баронами,

С их собственным достоинством,

Христолюбивым воинством…

Во время русско-японской войны отец нарисовал политическую карикатуру. Она изображала нечто вроде бочки, из которой в одну сторону (японскую) сыплются деньги, а в другую (русскую) - высовывается кукиш.

Помню, что отец не любил общаться со знакомыми (особенно военными), стоящими выше его по чину (званию). Очень он любил людей простых, «небольших». Как ни странно, но и эта его особенность также передалась мне. С малых лет и до сего времени я любил и люблю встречаться с людьми, интересными для меня не высокими чинами, а любовью к искусству, литературе, с людьми увлечёнными, умными.

* * *

Теперь мне хочется сказать, что моя мать тоже оказала на меня немалое влияние. Ещё в дошкольном возрасте, когда отец бывал занят вечерами, она много нам с сестрой рассказывала, как я уже упоминал, а главным образом, очень много и выразительно читала стихи, прозу, подбирая их содержание по возрасту. Особенно хорошо она читала «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В.Гоголя, «Записки охотника» И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, М.Ю.Лермонтова, А.С.Пушкина… Как сейчас помню, во время её чтения мы с сестрой боялись шелохнуться и слушали, как завороженные…

Мать любила сама убирать квартиру. При этом она всегда пела, как обычно делают все русские женщины и на работе и после работы, а в деревне - и идя на работу.

Как не упомянуть о том, что родители считали важным в нашем воспитании - привить любовь к природе вообще, и к животным в частности. В нашем доме всегда держали собак. С малых лет я отлично изучил, усвоил и понимал их психологию. Только постоянное общение развивает любовь к ним и понимание, даёт то удовлетворение и духовную полноту, которые это общение позволяет оценить. Любое из домашних животных знает, привязано и всецело доверяет человеку, но только своему хозяину.

Люди до сего времени не могут обойтись без них, но только те, кто с ними тесно связан, любят их, умеют ценить, привязаны к ним с необычайной страстью. Собаки… Подумать только - ведь крошку отнимают от мамы в один месяц или не более чем в один месяц и несколько дней и тот, кто ухаживает за его матерью и подкармливает малыша, становится на всю его жизнь его «хозяином». Кому бы его потом не отдали, он помнит своего старого хозяина. После того, как его отняли от мамы, он привыкает к человеку, взявшему его, за три дня. Щенок забывает всех; и мама, и братья и сёстры ему больше не нужны, теперь его хозяин для него божество. Преданность и любовь собаки к своему божеству отмечены не только во всём мире, а даже в анекдоте: «Купи себе собаку - это единственный способ приобрести искреннюю любовь за деньги». Чем дольше вы не являетесь домой, тем сильнее проявляется ласка и любовь, и никогда вы не услышите упрёков: «Ты что, не мог позвонить?», «В Москве разве нет телефонов?…» и т.п. Г.Я.Седов стремился к Северному полюсу, но заболел по дороге и умер на острове Рудольфа. Его любимый вожак - лайка - остался на его могиле и, как его не звали с собой участники экспедиции, был до конца верен своему хозяину. Так и погиб с хозяином…

Когда я однажды входил в лифт со своим фоксом, один пожилой человек при посторонних людях изрёк:

– Скоро в доме собак будет больше, чем людей.

Что можно было ему сказать? Я ответил:

– Чем больше я встречаю таких людей, тем больше мне нравятся собаки.

Все улыбнулись, кроме ворчуна. У него был воротник из меха, который «божество» может приобрести только благодаря его меньшему брату - собаке. «Божество» изобрело ружьё, но для того, чтобы убить, например, бекаса, собака должна найти его, сделать стойку, а затем подвести «божество» чуть ли не к самой птице на расстояние выстрела. Кажется, нет на свете животного с более многоцелевым разнообразием: собака стережёт дом; находит зверя и птицу, чтобы человек мог носить мех и кушать дичь; разыскивает преступников; стережёт границу; приносит почту; зовёт хозяина открыть дверь, если он не слышит звонка; возит поклажу; разыскивает занесённых снегом; помогает слепым… Увы, горожане, живущие поколениями в городе, знают собак только по книгам, боятся их и учат своих детей бояться собак.

Мне 75 лет. Недавно скончалась одна из моих собак, и я поклялся себе, что больше у меня не будет трагедии их потери. Жена принесла её крохой за пазухой: грязную, худую, чёрную, без единого светлого пятнышка, дворняжку. Мы привели её в порядок. С восьми месяцев она ни ко мне, ни к жене не подпускала никого - ни родных, ни двух взрослых фоксов. Выразительнее её глаз и «лица» я никогда не видел. Она не отходила от ног хозяина или хозяйки, когда мы были дома. Переходила вместе с нами из комнаты в комнату. Начиная с восьми месяцев её не за что было наказывать. Однажды она погрызла дверь, когда мы отсутствовали дома. Вернувшись домой, я увидел мелкие щепки и понял, кто это сделал. Очень мягким тоном я спросил: