Густав Эмар - Курумилла Страница 54

Пеонов на асиенде было много, все преданы своему господину.

Вдруг послышался стук в ворота. Валентин после минутного колебания нагнулся к дону Рафаэлю и прошептал ему на ухо несколько слов.

— О, — ответил тот, — вы предлагаете мне совершить низкий поступок.

— Ничего не поделаешь, — настойчиво сказал охотник. Дон Рафаэль с недовольным видом направился к воротам, а Валентин поспешил в дом.

Хозяин вышел из асиенды через калитку, сделанную в воротах; вернувшись через несколько минут, он приказал своим пеонам отворить ворота.

Тогда явился генерал Гверреро в сопровождении нескольких офицеров и пошел в дом.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал дон Рафаэль, — я не знал, что это вы.

— Caramba, amigo! Да у вас целый гарнизон! — иронически воскликнул генерал.

— В последнее время кругом нас бродят целые шайки мародеров. Необходимо принимать всевозможные предосторожности, — сдержанно ответил дон Рафаэль.

Генерал покачал головой.

— Хорошо, кабальеро, — сухо сказал он, — только в данное время это совершенно излишне. Бросьте ваше оружие, senores caballeros.

Пеоны вопросительно посмотрели на своего господина; тот закусил губу, но сделал знак повиноваться. Оружие было брошено на землю.

— Очень сожалею, что я должен поступить так, — заговорил генерал, — но я оставлю на асиенде особый гарнизон. Вы и все, кто присутствует здесь, считаетесь моими пленными. Приготовьтесь к путешествию: вы поедете со мной в Гуаймас.

— Так-то вы вознаграждаете меня за то, что я пустил вас в свой дом! — с горечью воскликнул дон Рафаэль.

— Я бы вошел силой, если бы вы не впустили меня добровольно, — возразил генерал, — а теперь пришлите ко мне мою дочь.

— Я здесь, — сказала молодая девушка, выходя на крыльцо. Она медленно сошла с лестницы, прошла по двору и стала перед отцом.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Ты сейчас поедешь со мной.

— Я вынуждена повиноваться вам. Только знайте, моя решимость непоколебима, и я всегда располагаю средством избавиться от вашего деспотизма. Я буду действовать, сообразуясь с вашими поступками. А теперь едем!

Через четверть часа на асиенде остались лишь донна Люция и дон Рамон под надзором гарнизона в пять — десять человек. Офицеру, оставшемуся с ними, было приказано строго следить, чтобы они ни с кем не общались.

Валентин со свойственной ему прозорливостью вник в существующее положение дел. Видя, как генерал Гверреро скоро оправился от поражения, он понял, что благодаря измене дона Корнелио восстания в провинции не будет, а асиендадос и ранчерос, которые дали графу слово, останутся в стороне; граф же, совершенно больной, покинутый всеми, вынужден будет вести переговоры с тем человеком, которого только что победил.

Имея все это в виду, он и уговорил дона Рафаэля не оказывать сопротивления — оно было бы не только бесполезно, но и вредно в том отношении, что скомпрометировало бы асиендадо в глазах мексиканского правительства. Охотник был уверен, что ему удастся дать о себе весточку графу, но ошибся в расчетах: приказание генерала относительно пленных исполнялось с такой пунктуальностью, что Валентину пришлось отказаться от своей попытки.

Теперь, рассказав о том, что случилось с асиендой, мы продолжим нашу повесть и скоро доберемся до развязки этой длинной драмы.

ГЛАВА XXIV. Новые осложнения

Попросим читателя последовать за нами в Гуаймас год спустя после событий, описанных в последней главе нашего романа.

Человек, одетый в военную форму, очень похожую на мексиканскую, ходил взад и вперед по роскошно меблированной зале.

Он имел сосредоточенный вид и, хмуря брови, нетерпеливо поглядывал на часы, стоявшие у стены на столике.

Незнакомец, очевидно, кого-то поджидал, и, видя, что никто не приходит, мало-помалу терял свое хладнокровие. Он уже хотел взять свою шляпу и удалиться, когда появился слуга и доложил посетителю:

— Его превосходительство генерал дон Себастьян Гверреро.

— Наконец-то, — проворчал посетитель сквозь зубы. Вошел генерал в полной форме.

— Простите меня, дорогой граф, — сказал он вкрадчивым голосом, — что заставил вас так долго ждать. Мне стоило большого труда избавиться от негодяев, которые положительно меня одолели, но зато теперь я весь к вашим услугам и готов выслушать вас с полным вниманием.

— Генерал, — сказал граф, — меня привели к вам две причины: во-первых, желание получить от вас ясный и определенный ответ относительно тех предложений, которые я имел честь сделать вам несколько дней тому назад; во-вторых, я хотел бы принести вам жалобу на некоторые поступки, направленные во вред французскому отряду и произошедшие, очевидно, не без вашего ведома.

— Впервые слышу, господин граф. Поверьте мне, что я с самого начала решил поступать безусловно корректно по отношению к французскому батальону. Ведь, строго говоря, я нанял его к себе на службу с момента его организации. Кроме того, он вел себя безупречно и оказал мне множество услуг.

— Хорошо сказано, генерал. Зачем же вам понадобилось уничтожать их результаты?

— Вы ошибаетесь, граф, скоро я докажу вам это. А пока перейдем к вашим жалобам. Изложите, пожалуйста, в чем они состоят.

Так беседовали между собой генерал Гверреро и граф Луи Пребуа-Крансе, расточая друг другу любезные улыбки. Читатель, конечно, удивлен этим обстоятельством, так как мы оставили их в заклятой вражде.

Что же случилось после заключения договора в Гуаймасе? Отчего они позабыли о взаимной ненависти? Что общего могло найтись между ними и заставить их так резко изменить свои отношения?

Мы просим у читателя позволения несколько позднее ответить на все эти вопросы, так как события, о которых мы расскажем теперь, обрисуют перед ним мексиканский характер во всем его блеске.

После успешного заключения договора в Гуаймасе, когда измена дона Корнелио помогла генералу предотвратить восстание сельского населения, дон Себастьян пребывал в полной уверенности, что навсегда отделался от графа Пребуа-Крансе.

Граф получил приказ немедленно уехать из Гуаймаса, невзирая на то, что все еще был тяжко болен и не мог ничего предпринять.

Друзья графа, получив свободу после подписания договора, поспешили явиться к его постели. Валентин перевез его в Масатлан, где граф мало-помалу оправился от своей болезни. Потом оба друга уехали в Сан-Франциско, оставив в Соноре Курумиллу и поручив ему наблюдать за ходом событий.

Своим благородным отношением к графу генерал успел возвратить доверие дочери. Рассчитывая на то, что с течением времени Анжела забудет о своей любви, дон Себастьян предоставил ей полную свободу и ждал только удобного момента, чтобы убедить дочь выйти замуж за одного из самых влиятельных мексиканцев.