Эрнест Медзаботт - Иезуит Страница 56

— Поручение словесное, ваша светлость.

— Это все равно: сан посланного и несомненный знак доверия короля, присланный вами, удостоверяют меня также и в подлинности слов, которые вы мне передадите.

— Благодарю вас, ваша светлость, — сказал иезуит, делая еще более низкий поклон, нежели в первый раз, и целуя герцогине руку. — Поручение его высочества заставляет меня говорить о вещах чрезвычайно… щекотливых.

Анна Борджиа обманулась в значении этих двусмысленных слов.

— Если вы боитесь нескромных ушей, отец мой, — сказала она, улыбаясь, — то успокойтесь, нас никто не подслушивает, и к тому же устройство этого кабинета таково, что никто не может нас слышать, если бы и желал.

— Это меня радует, ваша светлость, потому что тайна, о которой я должен говорить, принадлежит больше вашей светлости, нежели моему государю.

— Принадлежит мне?! Это интересно узнать… скажите же, о чем вы должны говорить со мной?..

— О ядах, герцогиня.

Анна Борджиа была вылита из стали, ее нервы могли выносить какие угодно сильные потрясения, но, тем не менее, при этих словах, брошенных ей прямо в лицо иезуитом, она побледнела еще больше.

— Я вас не понимаю, отец мой! — сказала она слегка изменившимся голосом. — Садитесь и объясните мне, в чем дело?

— Я объясню вам это в двух словах, — сказал иезуит, с неловким видом садясь на стул. — Его высочество слышал о смерти некоего д'Арманда…

Нервное движение герцогини показало отцу Еузебио, что стрела попала в цель.

— Этот д'Арманд, — продолжал он равнодушно, — умер, как говорят, от отравы; удар, нанесенный ему потом кинжалом, должен был замаскировать действие яда. Его высочеству донесено, что доктора, которым было поручено вскрытие тела, все согласны в том, что он умер от яда, но они не сумели определить, каким ядом он был отравлен. Вот этой-то научной тайной и интересуется мой августейший патрон.

Пока иезуит говорил, Анна успела оправиться, ее обычная энергия вернулась к ней.

— Я не имею права выяснять причину любопытства моего дяди, — сказала она с оттенком легкой иронии, — но напрасно ищу мотива, по которому он прислал вас ко мне.

— Он прислал меня к вам потому, что ваша светлость, может быть, будете в состоянии найти рецепт, по которому составляют этот драгоценный яд.

— Его высочество ошибается, — спокойно ответила герцогиня, — я никогда не обращалась к моим фамильным архивам, чтобы проверить эти истории о ядах, о которых так много говорят; говоря откровенно, я даже и не верю в правдивость этих басен.

— Ваша светлость, я буду умолять вас тщательнее проверить ваши воспоминания, — ответил иезуит с поклоном.

По мере того, как обращение и слова иезуита становились все более и более почтительными, Анна все сильнее чувствовала горечь заключавшейся в них угрозы.

— Зачем вы спрашиваете меня об этом? — воскликнула она, уступая раздражению, которое столь ослабляет спорящего. — И почему я должна отвечать на ваши вопросы?..

— Потому, что одна особа, которую ваша светлость отлично знает, уверяет, что вы в состоянии исполнить мою просьбу, — с хладнокровной твердостью ответил отец Еузебио.

— Одна особа!.. А кто же этот негодяй?..

— Это Карл Фаральдо, состоящий послушником в монастыре святого Игнатия…

Анна встала бледная, дрожащая.

— А я его исповедовал, — прибавил безжалостно монах, также вставая со стула.

Глаза молодой девушки сверкали, как у тигрицы, и она, словно в забытье, начала что-то искать вокруг себя.

— Ваша светлость, может быть, ищете способа избавиться от самого преданнейшего из слуг своих? — спокойно спросил иезуит. — Если это так, то я, к сожалению, должен сказать вам, что я принял все меры, чтобы моя смерть не осталась неотомщенной… не ради себя, так как моя жизнь ничего не стоит, но ради поверенных мне чрезвычайно важных интересов…

Горячая слеза обожгла лицо герцогини. Эта женщина, которая с сухими глазами и с жестокой усмешкой на устах присутствовала при смерти стольких несчастных, выпивших смерть в ее поцелуях, оплакивала теперь свою уничтоженную гордость, но не смела возмутиться. Нога, попиравшая ее так безжалостно, была вылита из бронзы: сопротивляться было бы бесполезно. Несчастная опустила голову.

— Возможно ли! — воскликнула она минуту спустя в порыве негодования и злости. — Возможно ли, что мой дядя, опекун и единственный родственник, оставшийся у меня после смерти моего отца, прислал ко мне своего поверенного с единственной целью оскорбить меня!..

— В чем вы тут видите оскорбление, ваша светлость? — возразил иезуит еще смиреннее. — Его высочество хочет знать, во что бы то ни стало, что это за яд, и иметь флакон этого знаменитого препарата. Без сомнения, было бы большой неосторожностью доверить его кому-либо другому, но католический король так благочестив и столь достойный сын церкви Божьей, что нечего опасаться.

Анна сделала движение. Благочестивость и религиозность Филиппа II были достаточно известны; всякий знал, что он не отступил бы даже и перед смертью тысячи человек, если бы она ему понадобилась. Если ему нужен яд, то это значило, что был кто-то лишний на сем свете. Но не это интересовало Анну. Она скорее думала о том, что может получить благодаря нескольким каплям яда: прощение или забвение прежних преступлений?

— Предположим, — проговорила она почти весело, — что, роясь в архивах моего дома, я найду рецепт… и что, изучив его со вниманием, мне удастся составить по нему препарат…

— Подобное предположение как нельзя более согласуется с желаниями его высочества… и также с интересами вашей светлости, — сказал Еузебио, кланяясь.

— Итак, предположив это, я могу надеяться, что мой дядя… и его союзники… оставят меня в покое?

— Ваша светлость всегда можете рассчитывать на покровительство вашего августейшего дяди и на почтительную преданность нашего ордена.

— Не будем тратить понапрасну слов! — воскликнула девушка, нетерпеливо топнув ногой. — Если я вам дам то, что вы у меня просите, король Испанский и ваше общество обязуются ли быть моими друзьями?

— В этом не может быть сомнения, ваша светлость.

— И защитить меня при случае?..

— Против всего и против всех! Это у нас в обычае по отношению ко всем тем, кто за нас, — гордо ответил Еузебио.

— А пожертвуют ли моими врагами, если бы мне вздумалось наказать их?

— Понятно, что недруги наших союзников есть также и наши недруги, но… — Иезуит остановился.

Ужасный страх закрался в душу герцогини.

— Как, разве вы не можете поклясться?..

— О, да… я полностью уполномочен… но при одном условии, и это условие так серьезно, что я раскаиваюсь, что не высказал его раньше вашей светлости.