Николай Стуриков - Сотый шанс Страница 6

До Дрюковщины, до рощи Шумейково, Девятаев долетел нормально. Здесь увидел горящие на пшеничном поле немецкие танки. А в стороне ползла еще колонна машин из двадцати. У опушки заметил четкий знак Т из белого полотнища. Но тут были рвы, значит, садиться нельзя. Если бы он летел на По-2, можно было бы попробовать… Развернувшись и вновь снизившись, точно к знаку сбросил пакет. Задание выполнено.

Повернул к дороге, по которой ползла колонна. Ошпарил ее из пулеметов. И тут почувствовал резкий удар по левой ноге. Только теперь увидел, как из туч, сверху, вывалились «мессершмитты».

Ему удалось увернуться от нового удара. Но разрывная пуля раздробила ногу, кровь через голенище хлынула на пол кабины. В глазах помутнело, будто летел не в чистом небе, а плавал, задыхаясь, в мутной воде, его тащило на дно, и волны расходились зеленой зыбью.

Ремнем планшета, как медицинским жгутом, перехватил, насколько мог, раненую ногу выше колена. Казалось, до своего аэродрома не дотянуть. Решил сесть на ближайшем, знакомом. Сделал над соседним хутором разворот и пошел на снижение. Увидел, как с земли женщины машут косынками, на что-то показывают. Бросил взгляд — немецкие танки. И тут же захлопали «эрликоны».

Едва различив свой аэродром, сбросил газ. Прицелился на посадочную полосу. Коснувшись колесами земли, выронил управление, самолет побежал, сбавляя скорость, и замер за кромкой аэродрома на картофельном поле.

Бобров вскочил на подножку санитарной машины.

— Что с тобой, Миша?

Летчик молчал.

— Носилки!

Бобров и техник осторожно вытянули широкоплечего Михаила из тесной кабины. Техник успел заметить незапекшуюся кровь на полу и приборном щитке.

Девятаев, потеряв сознание, раскидав руки, безжизненно лежал на основании крыла истребителя.

— Доктор, сделайте что-нибудь! — разозлился комэск. Врач удручающе смотрел на пустые ампулы.

— Крови нет…

— Режь мои вены! — Бобров торопливо начал срывать пуговицы с рукава шевиотовой гимнастерки.— У меня первая группа.

Он торопился спасти своей кровью жизнь друга. Когда Михаил открыл глаза, увидел склонившегося над ним Владимира Ивановича.

— Танки,— с перерывами, еле переводя дыхание, сказал Девятаев.— Колонна… А наши здесь, в лесу. На пшеничном поле был бой…

Не поднимаясь, он водил пальцем по карте:

— Садиться нельзя. Пакет сбросил. Видел, как подобрали.

… Много лет спустя, после войны, Девятаев узнал, что в тот» сентябрьский день сорок первого, когда он отвозил пакет, генерал-полковник М. П. Кирпонос погиб на поле боя, погиб как солдат в неравной схватке.

… Санитарный поезд довез летчика до Саратова. В госпитале врачи, осмотрев рану, ничего утешительного сказать не могли. Выход был крайний: на операционный стол.

— Подождите,— нервно взмолился Девятаев. — Если оттяпаете ногу, как я буду летать? Может, она и так заживет?..

— Ампутация, возможно, не понадобится.

— Как это «возможно»?

— Мы сделаем все, что надо и что возможно. Но без операции не обойтись.

— Делайте все, что хотите. Только, пожалуйста, не отрубайте.

В операционной женщина-хирург склонилась над его покореженной ногой.

Девятаев, приподнявшись на крепких локтях, смотрел, как «колдует» врач. От нестерпимой боли Михаил до крови искусал губы, но не шевельнулся, не проронил ни слова.

После операции ногу забинтовали. Врач устало подняла голову и, взглянув на летчика, изумленно сказала:

— Кремень!..

— Я буду летать? — вопрошающе посмотрел Девятаев в глаза хирурга.

— Возможно. Но не ручаюсь, что скоро.

Из госпиталя его выписали в батальон выздоравливающих. Батальон был в Казани, в знакомом городе, где Михаил стал и летчиком, и речным капитаном. Здесь жила и та девушка, которая была ему дороже других.

И теперь, когда они вдвоем гуляли по знакомым казанским улицам, он невесело пошутил:

— Ну и медицина… Подумать только: могли оттяпать ногу. А ведь гляди-ка, хожу на своих двоих. Кто не знал моей походки раньше, не заметит в ней перемен.

— Ты медицину не трогай…

— Виноват, Фая, забыл, что ты медик.

И хотя он недолюбливал медицину, она стала его службой: перевели Девятаева из авиации истребительной в авиацию санитарную.

Он снова был на войне. Снова летал. Но по-другому и на другой машине. Бережно перевозил ночами раненых партизан через линию фронта, а туда — ампулы с кровью для спасения жизней, летал по срочным вызовам с докторами медицины в прифронтовые госпитали и медсанбаты.

Но случалось и другое.

ОРИЕНТИРЫ

Самым приметным ориентиром в этом небольшом приволжском поселке Козловка была заводская кирпичная труба. На здешнем заводе собирали легкие коробчатые самолеты По-2. Дорога с фронта в городок лежала через Казань. И если надо было ехать туда за матчастью, командир посылал Девятаева.

— Неудобно как-то, вроде, недавно был…

— Поезжай, поезжай, ты же казанский зять, заодно и на жинку взглянешь.

— Скажет, товарищ полковник, не воюешь, а только по тылам раскатываешь…

— Не скажет. Как это не воюешь? Вот где у меня твое воинство! — и, запрокинув руку, ребром ладони полковник ударил себя по шее.

Этот выразительный жест относился к тому, что, хотя Девятаев и летал на санитарной машине, но по ночам — душа просилась! — выпросил разрешение бомбить на ней передний край немецкой обороны. Много шуму наделал он там со своим отрядом. Но опять попался — стукнули его, сгорел самолет. Механика, ходившего бомбером, легко ранило. Хорошо хоть сам остался невредим, можно послать за новым По-2.

С группой летчиков он приехал в приволжский поселок весной, в конце апреля.

— Рано заявились, нет у меня для вас машин,— военпред в самом деле ничего не мог поделать.— Сколько же вас там сбивают?

Летчики — к начальнику завода.

— Придется вам отдохнуть,— начальник развел руками и, прищурившись, добавил: — Хотя, впрочем, работа найдется. Тоже с высотой связана…

Начальник добавил, что первомайский праздник рабочие встречают хорошими производственными успехами. Поселок — сами видели! — украшается панно, плакатами, только вот главный флаг поднять не сумели. Некому.

Начальник подошел к широкому окну, взглянул на заводскую трубу, из которой тянулся легкий, похожий на пух, дымок.

— Вот бы туда его! Только героя у меня такого нет. На заводе женщины, старики, мальчишки…

Верхолазов среди летчиков не было. Они почесали затылки. Одно дело летать… Там ты забираешься на высоту в машине, для этого сделанной, ты ей управляешь. Та высота совсем другая… А тут высоченная труба, взбираться надо по железным скобам, по внешней стороне, тянуть за собой древко с флагом, моток проволоки, плоскогубцы и кусачки. А труба, говорят, чем выше, тем больше качается, на самой верхотуре стакан с водой поставить нельзя — сразу расплещет.