Александр Дюма - Царица Сладострастия Страница 60

— В таком случае, почему же вы ждали, когда мы останемся одни? Почему сразу не отдали письмо?

Мой вопрос несколько смутил ее, и наконец, не выдержав дальнейших расспросов, она призналась, что это ее подруга-горничная просила сказать именно так. Но она сама больше ничего не знает.

— Что ж, Маскароне, эта девушка использовала вас в качестве курьера, чтобы сыграть со мной очень злую шутку. Если она спросит, а она непременно это сделает, как я отнеслась к письму, соблаговолите ответить ей, что я порвала листок, — вот так, видите? — Кроме того, скажите, что я приказала вам никогда не выполнять подобных поручений, в противном случае вас прогонят немедленно.

Вполне понятно, что эта история меня очень взволновала. Герцог был не из тех, кто смиряется с неудачей. Он непременно возобновит свои попытки обольщения, и если решил совсем извести меня, то ему нетрудно было это сделать.

Стоило мне разорвать письмо, как я уже пожалела об этом. Ведь его можно было предъявить в качестве доказательства тем, кто не верил мне. Я отыскала большой клочок в складках моей накидки и крепко зажала его в руке на тот случай, если мне придется убеждать скептиков и искать доводы для своей зашиты. А до тех пор я решила молчать — самое благоразумное, что можно было сделать.

Я не ошиблась: попытки герцога воздействовать на меня возобновились, даже посольство Франции, ничего не подозревая, выполняло почтовые функции! Кардинал д'Эстре однажды утром переслал мне письмо, прибывшее из Парижа, полагая, что оно от моего отца. Но оказалось, что это принц опять воспользовался окольным путем. Страх не покидал меня ни на секунду. Я сохраняла эти письма, пока они не довели меня до такого состояния, что мужество мое было исчерпано и мне стало ясно: надо покончить со всем этим любой ценой. Несколько ночей я не смыкала глаз, понимая, какие трудности предстояло мне преодолеть. Я знала, с какими врагами мне придется сразиться и что вместо помощи я столкнусь с попытками навредить мне или сломить мою волю. Надо было принять непоколебимое решение; но перед этим я тайком навестила моего святого пастыря, показала ему письма, сообщила, что намерена бежать и что в тот же вечер откроюсь мужу и попрошу его увезти меня.

— Это единственное средство, — одобрил он меня. — Если ваш план не удастся, я сам попробую помочь вам; а если мы оба потерпим неудачу, вам придется прибегнуть к помощи вашей семьи и Франции. Это ваша последняя надежда.

Я вернулась домой, преисполненная мужества; г-жа ди Верруа уехала с ее высочеством на несколько недель в монастырь Шамбери. Ее можно было не опасаться, так что момент был благоприятный, и после ужина, пока не наступил час приемов, я попросила мужа пройти в мою библиотеку для серьезного разговора.

VII

Господин ди Верруа был слишком учтивым дворянином, чтобы не подчиниться воле женщины. Он ответил поклоном на мою просьбу и пошел вслед за мной; по всему было видно, что он раздосадован, хотя ничего не сказал, а его раздражение проявлялось лишь в жестах.

Как только мы остались одни, он пододвинул мне кресло и сел рядом. Видя, что я молчу, он очень вежливо сказал:

— Итак, сударыня, чем могу служить вам? Жду, когда вы соблаговолите сообщить мне об этом.

Я, разумеется, волновалась, но продолжала молчать и в конце концов почувствовала, что пора объясниться:

— Граф, я сочла своим долгом показать вам это.

И, достав из кармана письма, включая клочок первого из них, я отдала их ему в руки. Он взял всю пачку и прочел одно письмо за другим.

— Что же это такое, сударыня? — восклицал он каждую минуту.

— Вы сами прекрасно понимаете, сударь: это любовные послания.

— От кого, скажите, пожалуйста?

— От его высочества герцога Савойского вашей недостойной супруге, графине ди Верруа.

Он вздрогнул от удивления и досады:

— Неужели!

— Не моя тут вина; и если бы вы меня послушали, вопрос уже давно был бы решен. Примером может служить история с госпожой ди Сан Себастьяно.

— И что, по-вашему, я должен сделать, сударыня?

Его вопрос привел меня в отчаяние. Рабство притупило все его чувства, и если сердце не подсказало ему ответа на этот вопрос, то молчала и честь! Но я все же сдержалась:

~ Я надеюсь, что вы позволите мне удалиться в Верруа или любое другое ваше имение в Савойе, пока его высочество не соизволит забыть о той чести, которой он удостоил меня своим вниманием.

— Но это невозможно, сударыня; моя мать…

— Опять! — в свою очередь воскликнула я. — У вашей матери есть свои обязанности, пусть она ими занимается и предоставит нам самим право решать, как поступать, сударь. Послушайте и запомните, что я вам скажу, потому что больше не хочу возвращаться к этому вопросу и обсуждаю его с вами в последний раз. Госпожа графиня присвоила себе права и власть, которые должны принадлежать матери ваших детей: она отняла у меня ваше сердце, нежность, даже мысли и, тем не менее, лишив меня всего, ненавидит меня, ревнует к вам; даже намек на нашу близость, которой она так долго противилась и которую она сумела нарушить, даже тень этой близости пугает графиню. Именно она, сделав вас глухим ко всему, что касается меня, даже к голосу вашей чести, не позволила вам услышать мои жалобы и мольбы. Она стала виновницей моих несчастий и станет виновницей ваших, если вы по-прежнему будете слушать ее, а не меня.

— Сударыня!..

— Еще есть время, выполните мою просьбу, напишите госпоже ди Верруа, что вы оставляете этот дворец в ее полное распоряжение до тех пор, пока не захотите вернуться сюда с детьми и супругой; что вы удаляетесь от двора и в течение нескольких лет будете жить для себя. Разве нуждаетесь вы в его высочестве? Что значат для вас его благодеяния и милости? Разве есть у вас основания опасаться его власти? Вы богатый и знатный вельможа; в своих владениях вы так же всемогущи, как и герцог, у вас есть свой двор, и вам незачем быть одним из его придворных. Мою любовь к вам ничто не изменит. У вас растут дети, здоровые, умные и очаровательные, они будут любить вас, и вы тоже станете повелителем, сбросите иго, которое так долго тяготит и унижает вас. О сударь! Счастье совсем близко от вас — достаточно протянуть руку, и оно останется с вами. Зачем же вам отвергать его?

Мой супруг смотрел на меня, не перебивая; но я видела блеск в его глазах, слезы, дрожащие на ресницах: решив, что одержала победу, я приблизилась к нему. Он позволил мне подойти, но не привлек к себе.

— Друг мой, дорогой граф, — говорила я, — прислушайтесь к моей мольбе, спасите вашу честь, спасите наше общее счастье, на коленях прошу вас об этом.

— О! Не надо, сударыня! — воскликнул он, поскольку я уже готова была преклонить колени. — Я никогда не допущу, чтобы вы унижали себя даже передо мной!