Тимур Лукьянов - Тайный орден Страница 62

ароматы специей и дух сырого свежеразделанного мяса. Завидев христианского

священника, сопровождаемого молодым рыцарем, народ расступался и уступал им

дорогу.

— Надень это, — сказал аббат Мори, протянув Гуго маленькую черную

бархатную шапочку.

— Зачем? — Удивился рыцарь, но шапочку все же надел, поскольку и аббат

сделал то же самое.

— Иначе евреи не пустят нас в свою синагогу. Там нельзя появляться с

непокрытой головой, чтобы не быть выше Бога.

— А что, разве без шапки человек может стать выше Бога?

— Конечно, нет. Но чужие традиции следует уважать, когда идешь в гости, не

так ли?

— А мы обязательно должны туда идти?

— Обязательно. Нас там ждут. Заранее уже были проведены кое-какие

переговоры, и в синагоге мы найдем того, кто поможет нам в выборе проводника.

И аббат, в сопровождении недоумевающего Гуго де Пейна, решительно

направился к стоящему на противоположном конце главной улицы еврейского

квартала двухэтажному зданию, над входом которого был выбит в камне семисвечный

еврейский светильник менора[43]. Завидев двух христиан в камилавках, желающих

проникнуть в синагогу, ее тучный служитель попытался загородить дорогу своим

животом, но, когда, к его величайшему удивлению, старший из пришедших, по виду

священник, обратился к нему на чистейшем иврите, опешил и отступил. В те времена

даже среди евреев язык иврит был забыт почти полностью, и хорошо знали его лишь

немногие, непосредственно имеющие отношение к богослужениям люди.

Большинство же еврейского населения Европы давно уже забыло свой исконный язык

и говорило на местном, либо на идише[44].

Внутри здания, на втором этаже располагалась та самая талмудическая школа,

основанная Гершомом из Майнца, в которой работал теперь знаменитый еврейский

мудрец раввин Соломон Ицхаки, более всего известный своими комментариями к

священной книге иудеев — Талмуду. С этим раввином и собирался переговорить

аббат Мори.

В небольшом сводчатом зале, предваряющем вход в кабинет ученого, находились

многочисленные ученики. Человек десять подростков сидели на каменном полу и что-

то жевали, декламируя при этом вслух плотно набитыми ртами священные тексты.

Трое, мерно раскачиваясь в такт своим словам и накрывшись белыми покрывалами,

молились в углу. И вдруг все они, как один, даже те, которые молились, затихли и

воззрились на пришельцев.

— Шалом ле кулям! Мир вам! — Поприветствовал их аббат на иврите, но

ученики раввина по-прежнему молчали, тупо уставившись на большой серебряный

крест на груди аббата. Пауза длилась довольно долго, пока двое старших учеников не

подошли к гостям. Манеры учеников раввина не отличались особой любезностью,

пейсы топорщились, а глаза излучали недоверие.

— Кто ты, христианин, говорящий на иврите? Разве ты не знаешь, что

иноверцам запрещено входить в синагогу? Что привело тебя сюда, и кто твой

вооруженный спутник? — Спросил аббата старший из учеников, высокий

краснолицый человек лет двадцати семи с рыжими всклокоченными волосами.

— Мое имя Мори, год назад я прибыл из Эрец-Исраэль и вскоре снова туда

собираюсь. А мой спутник рыцарь Гуго де Пейн, человек, хотя и молодой, но весьма

благородный. Он не причинит вам вреда. Скажите достопочтенному раввину

Соломону Ицхаки, вашему учителю, что аббат Мори пришел поговорить с ним о его

родственнике Эфраиме. Этого будет достаточно.

Наконец, после доклада учеников, пришедших допустили в кабинет раввина.

Соломон Ицхаки не выглядел аскетом. Одет он был очень опрятно, и, несмотря на

седьмой десяток, круглое лицо его светилось здоровьем, а окладистая седая борода

была тщательно расчесана. Обстановка его кабинета состояла из нескольких высоких

открытых шкафов с толстыми книгами и пергаментными свитками. Сверху на шкафах

стояли золотые и серебряные семи и девятисвечники разных размеров.

Ицхаки важно восседал на высоком табурете перед большим бюро с разложенной

на нем книгой, в которую раввин писал что-то остро отточенным гусиным пером.

Справа и слева на высоких подставках покоились две раскрытые инкунабулы, в

которые ученый то и дело заглядывал. Раввин был поглощен работой и даже не

поднялся навстречу вошедшим, но сразу предложил им сесть напротив него на

длинную скамью из черного дерева. Гуго молча осматривал кабинет, пока аббат с

раввином вели беседу на иврите, которого молодой рыцарь не понимал, хотя когда-то

давным-давно покойный мудрый монах Аквиор, его учитель, пытался научить

мальчика иудейской азбуке.

—Я вижу, что вы заняты, ребе. Но вопрос, который я хочу разрешить, не терпит

отлагательства. — Начал Мори.

—Посланный вами человек сказал мне, что вы придете, и что дело касается моего

родственника Эфраима. Но какой же срочный вопрос может быть у аббата к раввину?

— Поинтересовался Соломон Ицхаки даже не поднимая глаз от своей работы.

—Сначала я попрошу вас о неразглашении нашего разговора. — Сказал аббат.

—Посторонним незачем знать подробности жизни моей семьи, и все, что вы

скажете о моем родственнике, останется между нами. — Произнес Ицхаки, по-

прежнему не отрываясь от своего занятия.

—Итак, до нас дошли сведения, что на границе Арагона ваш зять Эфраим Бен

Кохав примерно два с половиной месяца назад попал в плен, и еврейской общине

Толедо похитителями было отправлено письмо о выкупе, которое было сразу

переадресовано вам.

—Да, к несчастью, все это так. О письме из Толедо я сам сказал вашему человеку,

но, позвольте полюбопытствовать, каким образом вы получили первоначальные

сведения?

—Думаю, из того же источника, что и вы. Один человек из охраны Эфраима

спасся от разбойников и сумел добраться до Шампани, он же и передал письмо вам. А,

поскольку этот человек состоит на службе у графа…

—И зовут того человека, если не ошибаюсь, Хромой Джек? — Перебил раввин.

—Совершенно верно, — кивнул аббат.

—Продажный англичанин! Слуга двух господ. Так вот оно что, этот нынешний

хилый граф Шампани, который не способен возражать даже своему сумасбродному

братцу, подослал к Эфраиму шпиона!

—Насколько мне известно, граф послал своего человека не шпионить, а охранять

вашего зятя.

—Хороша же охрана, которая при первой же опасности разбегается по домам! —