Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс Страница 64

пользовались большой популярностью в римских базиликах. Такие песнопения называли григорианскими, в честь друга и горячего сторонника Бенедикта папы Григория I Великого, которого нередко (и, вероятно, ошибочно) называют изобретателем этой манеры исполнения. Кроме этого, Бенедикт не давал никаких конкретных указаний, поэтому в период монастырского бума X–XI вв. у монахов оставалось много простора для музыкального творчества.

В жизни Клюнийской обители музыка, естественно, занимала главное место. Поскольку материнское аббатство, увы, разрушено, а его архивы утрачены, мы никогда не сможем восстановить во всей полноте пение клюнийских братьев. Однако о том, как важна музыка, в обители напоминали даже стены. На сохранившихся колоннах обнаружили резные изображения музыкантов и стихи о роли музыки в восхвалении Господа[417]. По крайней мере со времен Одилона братья много экспериментировали с манерой исполнения, стараясь достигнуть тонкой гармонии и согласия между голосом ведущего певца и голосами хора[418]. Разумеется, при таком плотном расписании служб у братьев было очень много возможностей для тренировки. В обычный день типичный монах-бенедиктинец в одном из сотен расположенных по всей Европе монастырей бодрствовал примерно 19 часов в сутки, из которых 14 часов были посвящены тем или иным литургическим обязанностям. В Клюни пошли еще дальше. Здесь день был расписан буквально по секундам, и все время, не занятое непосредственно повседневными богослужениями, братья или направлялись на службу, или возвращались с нее, или совершали богослужения, посвященные особым праздничным дням, или отпевали усопших, или упражнялись в смирении – например, ритуально омывая ноги нищим. Посетив Клюни в XI в., монах, реформатор и кардинал Пьетро Дамиани с изумлением обнаружил: там делается так много дела Божьего, что на отдых от песнопений у братьев остается меньше получаса в день[419].

Следующие поколения монастырских реформаторов ворчали, что святой Бенедикт вряд ли одобрил бы мраморные колонны в трапезной и многочасовые песнопения вместо тяжелого физического труда. Однако в Клюни считали, что роскошная обстановка только увеличивает силу хвалы, возносимой Господу в стенах обители.

Компостела и Клюни III

В эпоху высокого Средневековья[420] монастыри взяли на себя многие из тех функций, которые мы сегодня ассоциируем с либеральным государством всеобщего благоденствия. Они исполняли роль образовательно-просветительских центров, гостиниц, больниц, туристических справочных, центров психологической поддержки и социальной помощи для пожилых – помимо их главной и основной роли прибежища праведников. Они довольно далеко отошли от исходной точки, в которой были местом уединения неимущих. Теперь их соединяли с внешним миром прочные и весьма прибыльные связи.

Одним из самых заметных проявлений интеграции Клюнийского аббатства и его дочерних обителей в светское общество стала монополизация паломнических маршрутов, ведущих к святым местам Западной Европы. Самые знаменитые духовные магистрали сходились на северо-западной оконечности Пиренейского полуострова у собора Сантьяго-де-Компостела в Галисии. В 814 г. отшельник Пелагий увидел здесь пляшущие в небе огни, которые чудесным образом привели его к останкам святого апостола Иакова[421]. На месте его могилы возвели церковь. Сегодня это один из самых впечатляющих соборов в мире, соединяющий романские, готические и барочные элементы в монументальное и величественное целое. Для христианских паломников, имевших возможность путешествовать на дальние расстояния, Сантьяго-де-Компостела был и остается непреодолимо притягательной достопримечательностью. За пределами Святой земли апостольской усыпальницей мог похвастаться только собор Святого Петра в Риме. Помолиться у этой почитаемой святыни хотя бы раз в жизни не считалось у христиан такой же непреложной обязанностью, как совершение хаджа у мусульман, но все равно это было важно.

Если нанести на карту главные средневековые дороги, ведущие в Компостелу, нашим глазам предстанет подобие артериальной системы: тропы, начинающиеся в Италии, Бургундии, Рейнской области, Северной Франции и Фландрии, медленно, но неуклонно сходятся к нескольким горным перевалам в Пиренеях, а затем сливаются в одну религиозную магистраль, ведущую с востока на запад вдоль северного побережья Пиренейского полуострова до самого Сантьяго-де-Компостела. В XII в. был написан специальный справочник для паломников, странствующих по этому маршруту. В нем собрано много практических советов для отважных путешественников и отдельно отмечены места с хорошим вином и порядочными людьми. Кроме того, сборник предупреждал об опасностях на пути: гигантские осы и слепни в окрестностях Бордо, жадность и пьянство гасконцев, мошенники-перевозчики на речных переправах, способные обмануть и даже утопить благочестивых странников, и дикое варварство наваррцев (по словам автора, их речь напоминала собачий лай, а по ночам они совокуплялись с мулами и кобылами)[422].

Опасности и неудобства подобных путешествий сами по себе служили благой цели покаяния. Никто не говорил, что заслужить Божье прощение будет легко. Вместе с тем паломничество открывало прекрасную возможность для развития бизнеса. Много веков назад, когда Рим находился на пике имперского могущества, вдоль дорог, пересекавших империю из конца в конец, стояли специальные постройки (mansiones) – дорожные станции для имперских чиновников с конюшнями, помещениями для ночлега и прочими удобствами. Потребность в чем-то подобном возникла и на паломнических маршрутах[423]. Клюнийцы заметили эту потребность и обратили ее в свою пользу. Монастыри стали новыми mansiones и обеспечивали удобствами верующих, отправившихся искать спасения на севере Испании.

Гением, руководившим Клюни на этом этапе развития, был аббат Гуго Великий, сменивший Одилона, когда тот умер в преклонном возрасте 87 лет в первый день января 1049 г. Гуго, как и Одилон, был святым человеком – он стал монахом в четырнадцать лет, был рукоположен в священники в двадцать и избран аббатом в 24 года. По словам одного современника, Арнульфа Суассонского (покровителя бельгийского пива), Гуго был «наичистейший в помыслах и делах… непреклонный и безупречный хранитель монашеской дисциплины и размеренной жизни… неутомимый поборник и защитник Святой Церкви»[424]. Гуго, как и Одилон, пробыл на своем посту удивительно долго – целых шестьдесят лет. За это время он развил многие начинания Одилона. Гуго точно так же общался на равных с королями и папами, распространил свое политическое влияние по всей Европе и не забывал следить, чтобы не скудела казна Клюни. Он был блестящим администратором и имел отличную деловую хватку. Под руководством Гуго клюнийская сеть достигла апогея своего развития, расширившись до 1500 обителей.

При Гуго монастырские дома, непосредственно контролируемые Клюни или находившиеся под его влиянием, возникли вдоль дорог, ведущих в Сантьяго-де-Компостела. В XI в. паломники, отправлявшиеся за сотни миль поклониться мощам святого Иакова от пологих холмов в сердце Южной Англии, могли бы, вероятно, пуститься в путь из первой клюнийской обители в Англии – монастыря Святого Панкраса близ Льюиса в Суссексе. Монастырь, который основали граф Суррея Уильям де Варенн и его жена Гундрада, со временем превратился в одну из самых крупных и богато обустроенных обителей в королевстве. Если бы наши паломники затем пересекли Ла-Манш и двинулись по тропе пилигримов