Китай у русских писателей - Коллектив авторов Страница 66

Осматриваю сквер с полудюжиной национальных монументов, воплощающих британское величие. С надменным выражением на гладко выбритых, холеных, твердых лицах, в белых щегольских костюмах проходят морские офицеры крейсерской эскадры. Мерной поступью раскачиваются паланкины с сидящими в них величественными леди. Проходят смуглые мулаты, португальцы. Как каменные изваяния, в чалмах, с дубинкою в руке, застыла на углах индийская стража.

И так же повсюду желтый мир, неугомонный, пестрый, суетливый, в черных балахонах и куртках. Черный цвет у китайцев-южан является преобладающим.

Проспект заканчивается небольшим бульваром.

Налево – ряд монументальных зданий, отели, консульства, конторы, банки. Направо – увитая плющом отвесная скала. Рядом – станция трамвая, ведущего на знаменитый Пик.

Уплачиваю тридцать центов, сажусь в вагон фуникулера и медленно ползу наверх.

Испытываю непередаваемое ощущение. Мелькают здания, дорожки, скверы, люди. Все представляется склоненным, покосившимся. Путешествие с минутными остановками на промежуточных станциях занимает не более получаса.

Со мною одновременно выходят из вагона три английских солдата, рыжеволосых, с бритыми губами, в опрятных, прочно сшитых хаки, два мальчугана в кепках, в белых воротничках и галстучках, и синеглазая молоденькая мисс с теннисною ракетою в руке.

Стою на высоте каких-нибудь трех тысяч футов, но с непривычки от разреженного воздуха звенит в ушах.

У казармы, напоминающей дворец, английские солдаты, в фуфайках и в коротких трусиках, играют в футбол.

Передо мною – Пик Отель.

Над обрывом вьется гладкая бетонная дорожка с парапетом, с бетонными скамейками, с мостками, с отверстиями для стока дождевой воды. Кругом тропическая зелень. Все склоны убраны магнолиями, глициниями, пальмами. Внизу раскинулся и вытянулся город. А дальше – тихий рейд с заснувшими телами кораблей, залитая огнем жемчужно-синяя вода и голубая дымка опаловых материковых гор.

Взбираюсь на самую вершину Пика, сажусь на край гранитной кручи и долго созерцаю неизгладимый вид…

ЗОЛОТЫЕ КОРАБЛИ

Гонконг!..

В сознании проносятся обрывки детства, романы Буссенара – притоны и китайские таверны, звон золотых дублонов, табачный дым и опиекурильни, ценители морей, конкистадоры и знаменитые гонконгские пираты…

Последние еще сравнительно недавно носились по волнам на своих косматых черных джонках и с дерзкою отвагой грабили прохожих.

Соединившись прочным кокосовым канатом, беззвездной ночью две джонки становились на пути купца в узком протоке между островами, и выжидали жертву. Купец напарывался на канат, своим движением подтягивал к бортам кровавых хищников и попадал в их лапы.

Теперь о них почти не слышно.

Английские мониторы, митральезы Гочкиса и брандспойты с кипятком заставили их обратиться к иному, быть может, менее прибыльному, но более почтенному труду.

Внизу сверкает море.

Оно горит расплавленною чашей из жемчугов, сапфиров, изумрудов, переливается стоцветными огнями и дышит влажным испарением. Как огневые искры, разбрызганы тела бесчисленных судов. Как будто на гигантском пастбище из сочного голкондского сапфира пасутся золотые кудрявые барашки.

Могу же я быть импрессионистом?

А сверху пламенное око льет расточительный поток, пригоршнями швыряя золотые ланы…

Ты помнишь ласковость залива,

Жемчужно-пепельные волны,

Лучи, дрожавшие как струнки,

А в небе плыли корабли…

Палящий зной сменяется прохладой, и загораются вечерние огни.

Облокотясь о борт прикованной к буйку железными цепями «Азии», в раздумье созерцаю город.

Теперь он исключительно красив.

Пик унизан яркими очами. Огни ползут все выше, выше – не разберешь, где звезды, где огни. Над мачтами сверкает Орион. Звучит плеск весел, стук уключин, тягучая таинственная песня.

О чем поет неведомый певец?..

Передо мною вырастает фигура капитана.

– Ви гетс?

Его зовут Оскар Даль. Типичный морской волк, широкий, кряжистый, с седыми мохнатыми бровями, из-под которых смотрят острые глаза. Он дружески хлопает меня по плечу, кидает несколько слов, ведет в свою каюту.

Обширная комната, разделенная синим занавесом из золоченого китайского шелка на две равные части, убрана с большим вкусом. Чувствуются уют, домовитость. Все располагает к интимности.

Комната уставлена низенькими диванами и мягкой бархатной мебелью. На стенах картины в масленых красках, ряд фотографических портретов, гравюра с изображением турецкого паши, любующегося обнаженною одалиской.

На письменном столе, поджав под себя маленькие толстые ноги, смеется бронзовый Будда с жирным отвислым животом. На нем японская лакированная клетка с желтою канарейкой.

Мы пьем коктейль.

Капитан вспоминает старый Санкт-Петербург и ресторан Лейнера, в котором подавалось такое чудесное пиво. Потом переносится в Ригу с доппель-кюммелем и бальзамом у Отто Шварца. Хохочет, затягивается трубкой и на мгновение исчезает в клубах дыма.

– Доннерветтер!

В открытое окно иллюминатора дышит черная гонконгская ночь.

Журчит вода, меланхолически звучит плеск весел, стук уключин и тихая неведомая песня:

Улиу-улиy-улиу.

1923

А. Ивин

А. Ивин – псевдоним советского ученого-китаеведа и публициста Алексея Алексеевича Иванова (1885–1942). Он участвовал в Московском вооруженном восстании 1905 г., затем, отбыв наказание, в 1909–1917 гг. жил и учился во Франции, окончив Национальный институт восточных языков. В 1917–1927 гг. был профессором Пекинского университета, а в 1927–1930 гг. – корреспондентом московской «Правды» в Китае. О работе Ивина, с которым они были коллегами в университете, в частности, вспоминал С. Третьяков в своей книге «Дэн Шихуа» (М, 1933). В другом месте Третьяков писал: «А. Ивин, старожил-пекинец, темпераментнейший журналист, учил меня видеть Китай, раскладывая его перед моими ошалелыми глазами бережно и вкусно, как ювелир раскладывает каменья». А. Ивин был автором нескольких книг: «Китай и Советский Союз» (М., 1924) с предисловием полпреда СССР Л.М. Карахана (1889–1937, см. ниже); «Первый этап» (М., 1926); «От Ханькоу к Шанхаю» (М.-Л., 1927); «За СССР, за революционный Китай» (М., 1929); «Красные партизаны в Китае» (М., 1930); «Очерки партизанского движения в Китае» (М.-Л., 1930); «Борьба за власть советов» (М., 1933). По совокупности работ Иванову была присуждена степень доктора исторических наук. Публикуемый очерк – из книги «Письма из Китая» (М.-Л., 1927). По возвращении в СССР Ивин с 1932 г. – на научной работе, но в 1942 г. арестован и, по-видимому, расстрелян.

Из книги «письма из Китая»

ПЕКИН

Перед нами Пекин: те же циклопические стены, что охраняли его много столетий назад, охраняют его и теперь, и если вам пришлось видеть в кинематографе «Intoberance» с импозантной инсценировкой штурма стен вавилонских, то вы имеете некоторое представление о величественности пекинских стен, их колоссальных башнях-бойницах, их многочисленных гигантских воротах, как в былые времена дерзких набегов кочевников, наглухо закрываемых с заходом солнца. И когда в тихий весенний день смотришь с этих стен на Пекин, откуда весь он кажется сплошным цветущим садом с