Юрий Иванов-Милюхин - Чеченская рапсодия Страница 67

Захар переступил с ноги на ногу, покусал конец уса. Через полтора часа лакей должен был позвать его к столу. Он же занес в комнату чемоданы с вещами, которые оставил возле комода, и на ломанном русском пояснил, что ванная комната уже приготовлена, когда господин управится с делами, он проводит его в нее. Еще раз внимательно осмотрев помещение, Захар подошел к портьере и приподнял один край. Зрелище, открывшееся взору, пробежалось по жилам неприятным холодком. Насколько хватало глаз, вокруг расстилалась безбрежная водная пустыня с белыми гребнями волн. Ни корабля, ни иного суденышка не было видно. Захар опустил голову вниз, но и там его ждало разочарование. Казалось, комната зависла над бездонной глубиной, отливающей холодным серым цветом. Ему, выросшему в лесном краю, где по весне обносились зеленью даже воткнутые в землю палки, подобная картина выхолащивала душу, заполняя ее пустотой. Казак с тоской подумал о том, что ужиться здесь ему будет весьма трудно, но и отступать назад он не собирался. Он любил девушку по-настоящему, несмотря на то, что дома ждали его возвращения с учебы сразу несколько станичных скурех с горящими и влажными взглядами черных глаз, со стройными и мягкими телами, податливыми, как прибрежная глина. Захар снова и снова вспоминал ответ отца на его вопрос, почему тот выбрал в жены иностранку, когда после войны с французом своих девчат топтать было некому. Многие из терских красавиц навсегда остались в девках, подались в станичные любушки или повыходили замуж за калмыков с ногаями, почитавшихся казаками за своих косоглазых братьев.

Ответ отца тогда не только удивил, но и озадачил его:

— У моей Софьюшки, а у твоей мамуки, Захарка, в глазах не лютики распускаются, а великий ум плещется, его ни за какие деньги не купишь, никаким удальством не возьмешь. Желаю, чтобы и ты не бежал за одной красотой, а выбрал бы себе девку разумную. Тогда снежные вершины гор за нашим Тереком станут прозрачными, и подтянется к тебе горизонт, до которого еще не дошел ни один человек.

— Но ведь и ты не сумел дойти до горизонта, и тебе эти вершины доселе кажутся недоступными, — заметил Захарка. — Хотя под боком у тебя наша мамука.

— Я его приблизил, сынок, а такое тоже редко кому удается.

Лишь набравшись знаний в университетских аудиториях и повстречав свою Ингрид, Захар понял, о чем в то время поведал ему отец, и согласился с его доводами.

За спиной негромко скрипнула дверь, Захар обернулся, на пороге стоял молодой мужчина в кавалерийском мундире. Его широкое лицо со светлыми глазами и редкими усами не выражало ничего, за что можно было бы зацепиться и завести разговор. Ингрид предупреждала, что у нее есть два старших брата, которые служат в королевской гвардии. На причале их не было, сегодня за столом невеста должна была познакомить Захара с ними. Оба были женатые, обзавелись детьми. Но офицер никак не походил на родственника девушки. Нос у него был задран кверху, а глаза широко расставлены, отчего казалось, что он смахивал на крупного сома, вытащенного на берег.

— Чем могу служить? — приветливо улыбнувшись, по-французски спросил Захар.

Он не стал придавать значения тому, что молодой человек вошел в его комнату без стука.

— Ничем, — холодно отозвался незнакомец. — Я Виленс Карлсон. Это имя вам ничего не говорит?

Захар напряг память и вспомнил, что Ингрид звала так своего друга детства, с которым у нее состоялась даже помолвка. Но когда она подросла, то, узнав поближе будущего своего жениха, немедленно отвергла его. Он представился ей человеком, от которого следовало держаться подальше.

— Я слышал о вас от своей невесты Ингрид Свендгрен, — стараясь подбирать нужные слова и не выдать охватившего его волнения, сказал Захар и сделал несколько шагов навстречу кавалеристу. — Я рад, что именно вы посетили меня первым.

— И что же она вам обо мне наговорила? — покривил щеку непрошеный гость.

— Сказала только, что в далеком детстве вы были с ней помолвлены.

— И все? — гость не спускал с Захара ледяного взора.

— Когда она подросла, то объявила помолвку преждевременной. Но вы расстались друзьями.

— В подобных вопросах дружбы не может быть.

— Ну… это личное дело каждого из вас.

Захар переступил с ноги на ногу. Его начал раздражать посетитель, ввалившийся без стука, он явно принадлежал к породе людей, которые нахрапом разрешали трудные вопросы. Молодой мужчина тоже был не настроен переливать из пустого в порожнее, по его виду можно было определить, что он вовсе не жалует своего собеседника.

— Это привилегии наших семей, господин русский казак, — веско сказал офицер. — Я правильно вас назвал? Или вы представляете из себя что-то иное?

— Ну что вы, господин офицер. Это именно ваш наряд располагает видеть в вас нечто другое, а именно победную статую при дворе Его королевского Величества, — с издевкой подергал тонкими ноздрями Захар. — А я на что-то иное не претендую по одной причине — я жених мадемуазель Ингрид Свендгрен. И все.

— Кто же одарил вас этим титулом?

— Сама мадемуазель и наградила, с одобрения своих родителей.

— И где это произошло? — не отставал с расспросами прилизанный хлыщ.

— В столице Российской империи городе Санкт-Петербурге, — подался вперед Захар, едва удерживаясь от того, чтобы не взять наглеца за шиворот и не выкинуть его в коридор. Он боялся, что вместе с запасом французских выражений у него закончится и терпение. — Мы посетили профессора Свендгрена, отца Ингрид, в присутствии обоих родителей невесты выразили свое желание вступить в законный брак и получили согласие. После этого нашу помолвку узаконил своим благословением сам император Николай Первый. Вы удовлетворены ответом?

— Ни в коем случае! Шведов не интересуют прихоти императоров других государств, — хлестнул тонкими перчатками по руке гость — Подобные церемонии в роду Свендгренов проводятся в зале Семейного Благополучия этого замка в присутствии всех членов обеих заинтересованных сторон. Так было на протяжении последних пятисот лет.

— Но теперь времена изменились, — хмыкнул Захар. — Благословение можно получить в церкви с парочкой свидетелей. Лишь бы при этом обряде был поп с крестом.

— Это у вас так делается, в казачьих станицах, на покрытых мраком российских просторах. Кстати, я на тех просторах бывал. — цинично прищурился офицер. — А здесь центр просвещенной Европы.