Виктор Егоров - Конец – молчание Страница 68

– Как человек умный и опытный, вы, Виктор Ростиславович, наверное, понимаете, что я здесь – не в одиночестве, что мои друзья, дабы избежать неожиданностей, пристально следят за каждым моим шагом. Знают они, что я сегодня у вас на приеме. Знают, с чем и зачем пошел. Так что, если со мной что-нибудь случится…

– Ясно, ясно! – Муромцев поморщился. – Я не хочу попасть из-за вас в Шпандау. Но я не хочу и получить пулю в затылок от ваших единомышленников. Поэтому не тревожьтесь! Что могу – сделаю…

И сделал! Горин официально был прикомандирован к власовскому штабу, и даже поселился в гостинице для офицеров. Это немного облегчило жизнь Сергея Васильевича. Но и усложнило: даже в часы отдыха надо было все время помнить о том, что ты – Василий Кондрашов, еле спасшийся от плена и смертельно ненавидящий советскую власть.

Поэтому Горин с удовольствием бродил в одиночестве по городу, а потом сидел в этом подвальчике и ждал Диму.

Они уже обсудили все дела, когда Сергея Васильевича что-то встревожило, хотя вокруг было вроде спокойно. Наконец он сообразил, в чем дело: за столиком неподалеку сидел старик с длинными седыми волосами, которого Горин видел впервые. Он все время посматривал в их сторону. Сергей Васильевич, улыбаясь, сказал об этом Варгасову. Тот, тоже с улыбкой, предложил Горину немедленно уйти. – А может, наоборот?

– Нет. Раз вы его не знаете, очевидно, это как-то связано со мной.

– Хорошо. Но я буду поблизости.

– Не советую. А если облава? Или засада?

– Ну, посмотрим…

Сергей Васильевич расплатился и неторопливо, тяжело опираясь на палку, вышел. Не успела за ним закрыться дверь, не успел Дима пересесть на место Горина, чтобы видеть зал, кто-то опустился с ним рядом:

– Ну, наконец-то ушла сума переметная! Терпенья уж не было…

Варгасов повернулся и не поверил глазам: на него с прищуром смотрел Алексей Платонович Баданов. «Ты будешь все таким, каков ты в самом деле…» – трепыхнулось в голове и замерло обессилевшим воробушком. Баданов, наклонившись к Диме совсем близко, прошептал:

– Я узнал вас еще на улице, несмотря на маскарад. А вы меня не узнали. Как и потом, когда я вошел сюда. А теперь хочу с вами поговорить я. Можно? Кстати, вы знаете, сколько обещано за вашу голову? Ко мне ведь приходили! Ну об этом в другой раз… А пока побеседуем, господин Кесслер? Если, конечно, не возражаете…

«ЖЕНЕВА, 12 октября 1943 г. (ТАСС). Швейцарская газета “Арбейтерцейтунг”, касаясь положения в Германии, пишет:

“Настроение среди всех слоев населения весьма подавленное. Пали духом даже многие ярые гитлеровцы.

…Всюду наблюдается огромная усталость от войны. С глубокой тревогой смотрит население Германии на будущее. Широко распространено неверие в победу Германии в этой войне.

…Среди солдат на фронте тоже наблюдается упадок духа…”»

– Извини, Освальд, шеф приказал мне поехать вместо тебя.

– Что случилось? Мы ведь только от него.

– Понятия не имею! Но, кажется, появилась какая-то срочная работа, которую он может поручить только тебе.

– А-а-а… Значит, не для твоих белых ручек?

– Возможно… Оберштурмбаннфюрер не очень-то доверяет мне серьезные вещи.

– Мне кажется, это тебя не расстраивает, Эрих? Ведь есть «медхен фюраллес» по имени Освальд Кёгель!

– Ну, как сказать… Ты не слишком похож на «прислугу за все». Не преувеличивай!

– Ладно, ладно… Езжай! Но когда-нибудь мы все же разберемся в этом вопросе… – Кёгель нехотя вылез из машины, уступая Беккеру место рядом с водителем: он так надеялся отдохнуть от той мясорубки, в которой все время находился! Но и тут любимчик Лоллинга стал ему поперек пути. В прямом и переносном смысле слова!

– О-хо-хо… – Беккер, по-стариковски кряхтя, сел, в машину и захлопнул дверцу.

– На Тирпитцуфер!

«В абвер», – понял Дима.

Плотно зажатый на заднем сиденье двумя эсэсовцами, Варгасов на этот раз уже не думал, не гадал: что все-таки произошло. Все было яснее ясного после случившегося утром.

После того как он попал туда, куда попадать никак было нельзя… К Лоллингу. К тощему Кёгелю, убийце Максима Фридриховича, недолюбливающему отчего-то этого штурмбаннфюрера с близорукими глазами, все время подправляющего указательным пальцем левой руки очки на переносице…

Штурмбаннфюрера зовут Эрих Беккер, именно так называли его Лоллинг и Кёгель. И что этот фашист все время посматривает назад? Интересуется, хорошо ли меня стерегут? Хорошо. Очень хорошо! Сидишь словно в клещах… Никакие «браслетики» в таком положении не нужны!

Улицы были пустынны. По таким хорошо удирать. Варгасов усмехнулся, настолько безнадежно было его положение. Но ведь Максим Фридрихович любил повторять: «У каждого человека, хоть раз в жизни, бывает свой шанс». И не смог воспользоваться своим!..

Тут еще нужно понять: это тот самый шанс или нет и может ли он спасти? Здесь уж надежда только на чутье! Пока оно Диму не подводило. Но до сего дня все было не настолько серьезно. Или так казалось потому, что удавалось улизнуть? Минет нынешнее испытание, и что-то другое представится особо серьезным и особо опасным…

Штурмбаннфюрер снова оглянулся на арестованного, и Варгасов сердито отвел глаза: любуется, паразит! Кто-то с удовольствием заламывает руки, кто-то дробит челюсти, а этот у них, видно, на «чистой» работе, что и злит Кёгеля… Каждый делает то, на что способен, что ему больше по душе! Беккеру, очевидно, доставляет удовольствие вид человека, лишенного свободы, полоненного, как говаривали в старину. Фашист проклятый…

Но не все же немцы такие! Дима подумал о Вилле Шварце и о Генрихе Фохте, своих помощниках. О тех, кто столько времени, ничего не требуя взамен, ничего заранее для себя не оговаривая, день и ночь рисковали головой и были ему верными товарищами. Настоящие патриоты, они делали свое дело скромно и просто.

Машина круто свернула, и сидевший слева сопровождающий всей тяжестью навалился на Диму.

– Извините!

«Ну и ну… Эсэсовец – и извинился! Не иначе, волк в лесу сдох… – Варгасов с удивлением посмотрел на своего юного стража. – От возраста это или от того, что судьба моя еще не определена и поэтому – на всякий случай – лучше быть вежливым?»

А почему, собственно, это так его удивило? Почему эти молодчики во главе с очкариком, что устроился рядом с шофером, должны везти на какие-то экзекуции – моральные или физические – его, Дмитрия Варгасова? Почему погиб, не стерпев унижения и еще много не сделав, Максим Фридрихович? Почему было причинено столько мук Марии, безответной продавщице фирмы «Саламандра», никому не желавшей зла? Почему не дали до конца выполнить своего долга перед Россией прозревшему Баданову?