Бернард Корнуэлл - Смерть королей Страница 70

Когда приходили посетители, они тихо пели. Кутберт обучил их музыке, которая звучала мягко и как во сне, немногим громче мурлыканья и без слов, просто звуки, которые отдавались эхом в маленьком каменном помещении.

Мехраса была центральным ангелом. Ее темная кожа и черные волосы придавали ей таинственный вид, и Лудда добавил загадочности, приклеив несколько вороньих перьев среди гусиных.

Все три девушки были одеты в простые белые платья, а темную шею Мехрасы обвивала золотая цепь.

Люди глазели в благоговенном трепете, в чем не было никакого чуда, потому что все трое были красавицами. Обе франкийки были белокуры и голубоглазы.

Они были видениями в темноте гробницы, хотя обе, как поведал мне Лудда, были склонны хихикать в самый торжественный момент.

Посетители, вероятно, никогда не замечали этого хихиканья. Странный голос, принадлежащий Лудде, казалось, исходит из камня.

Лудда монотонно повторял, что гости стоят перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни и что они должны адресовать свои вопросы ко всем троим и ожидать ответа.

Эти вопросы были очень важны, потому что они говорили нам о том, что хотят знать люди, но большинство, конечно, были вполне тривиальными. Достанется ли им наследство от родственника? Каковы виды на урожай?

Некоторые были душераздирающими просьбами о сохранении жизни ребенка или жены, некоторые — мольбами о помощи в судебном деле или в разрешении ссоры с соседями, и на все Лудда отвечал, прилагая все свои усилия, в то время как три девушки тихо пели заунывную мелодию.

Потом возникли более интересные вопросы. Кто будет править Мерсией? Будет ли война? Придут ли датчане на юг и захватят ли земли саксов?

Шлюхи, перья и склеп были сетью, в которую мы поймали кой-какую интересную рыбешку.

Беортсиг, чей отец платил Сигурду, пришел к склепу, чтобы узнать, покорят ли датчане Мерсию и поставят ли они на трон преданного им мерсийца, а потом стало еще интересней, когда Сигебрит Кентский забрался в темный проход, пронизанный резким запахом горящего ладана, и спросил о судьбе Этельволда.

— И что ты ему сказал? — спросил я Лудду.

— То, что ты велел, господин, что все его мечты и надежды сбудутся.

— И они сбылись той ночью?

— Сеффа исполнила свой долг, — сказал Лудда с недрогнувшим лицом. Сеффа была одной из двух франкиек. Этельфлед бросила взгляд на девушку.

Лудда, отец Кутберт и три ангела жили в римском доме рядом с Туркадином.

— Мне нравится этот дом, — поприветствовал меня отец Кутберт, — думаю, я должен жить в большом доме.

— Святой Кутберт Любитель комфорта?

— Святой Кутберт Довольный, — ответил он.

— А Мехраса?

Он взглянул на нее с обожанием.

— Она и правда ангел, господин.

— Выглядит счастливой, — отметил я, и она и правда так выглядела. Я сомневался, что она полностью понимает, что за странные вещи ее попросили делать, но она быстро обучалась английскому и была умной девушкой.

— Могу найти ей богатого мужа, — поддразнил я Кутберта.

— Господин! — он выглядел уязвленным, потом нахмурился. — Если ты дашь мне свое разрешение, господин, я взял бы ее в жены.

— Это то, чего она хочет?

Он хихикнул, по-настоящему хихикнул, а потом кивнул.

— Да, господин.

— В таком случае, она не так умна, как кажется, — сказал я язвительно. — Но сначала она должна закончить свою работу. Если она забеременеет, я замурую тебя вместе с остальными костями.

Гробница выполняла именно ту роль, что я хотел. По вопросам, задаваемым людьми, мы узнавали, о чем они думают. Так, беспокойство Сигебрита о судьбе Этельволда подтвердило, что он все еще надеется стать королем Кента, если Этельволд свергнет Эдварда.

Второй задачей ангелов было противостоять шедшим на юг слухам о предсказании Эльфадель, что датчане будут господствовать над всей Британией.

Эти слухи приводили в уныние жителей Мерсии и Уэссекса, но теперь люди слышали другое пророчество, что саксы одержат победу, и я знал, что это известие воодушевит саксов точно так же, как заинтересует и разозлит датчан. Я хотел привести их в бешенство. Я хотел победить их.

Полагаю, однажды после моей смерти у датчан появится предводитель, который объединит их, и тогда мир будет объят пламенем, а зал Валгаллы наполнят пирующие мертвецы, но пока, насколько я узнал датчан, любя и сражаясь с ними, они были драчливыми и разобщенными.

Священник моей нынешней жены, идиот, говорит, это потому, что Бог посеял между ними раздор, но я всегда считал, что датчане — упрямый, гордый и независимый народ, нежелающий преклонить колени перед кем-то только потому, что тот носит корону.

Они пойдут за воином с мечом, но если того постигнет неудача, они найдут другого предводителя, поэтому их армии объединяются, распадаются, а затем формируются заново.

Я знавал датчан, которым почти удалось собрать могущественую армию и привести ее к победе, среди них был Убба, Гутрум, даже Хэстен, все они старались, но в конце концов их постигла неудача.

Датчане сражались не по какой-то причине и даже не за страну и, конечно, не ради веры, а просто для себя, когда они терпели поражение, их армии исчезали, так как люди отправлялись на поиски другого предводителя, который приведет их к серебру, женщинам и земле.

И мои ангелы были приманкой, чтобы убедить их, что надо заслужить репутацию на войне.

— Датчане посещали гробницу? — спросил я Лудду.

— Двое, господин, — ответил он, — оба купцы.

— И ты сказал им?

Лудда замешкался, взглянул на Этельфлед, затем снова на меня.

— Я сказал им то, что ты приказал, господин.

— Ты сказал?

Он кивнул, затем перекрестился.

— Я сказал, что ты умрешь, господин, что датчанина, который убьет Утреда Беббанбургского, ждет великая слава.

Этельфлед резко вздохнула и затем перекрестилась, как и Лудда.

— Что ты им сказал? — спросила она.

— То, что приказал лорд Утред, госпожа, — взволнованно ответил Лудда.

— Ты играешь с судьбой, — сказала мне Этельфлед.

— Я хочу, чтобы датчане пришли, — ответил я, — и мне надо предложить им наживку.

Потому что Плегмунд ошибался, и Этельхельм ошибался, и Эдвард ошибался. Мир — это замечательно, но возможен только тогда, когда враги боятся устроить войну.

Датчане затихли не потому, что им велел замолчать христианский бог, а потому, что они отвлеклись на что-то другое.

Эдвард хотел верить, что они расстались со своими мечтами о покорении Уэссекса, но я знал, что они придут. Этельволд не расстался со своей мечтой.