Бернард Корнуэлл - Смерть королей Страница 71

Он придет, а с ним придут и дикие орды датчан с мечами и копьями, и я хотел, чтобы они пришли. Я хотел, чтобы все это закончилось. Я хотел быть мечом саксов.

А они по-прежнему не приходили.

Я никогда не понимал, почему датчанам понадобилось так много времени, чтобы воспользоваться преимуществом, которое принесла им смерить Альфреда.

Я полагал, что если Этельволд был бы более вдохновляющим предводителем, а не таким слабаком, они бы пришли раньше, но они ждали так долго, что Уэссекс был убежден, что бог ответил на молитвы и сделал датчан миролюбивыми.

И все это время мои ангелы пели две свои песни, одну саксам, а другую датчанам, и возможно, это сыграло свою роль.

Многие датчане жаждали приколотить мой череп на своем фронтоне, и эта песнь из склепа была приглашением.

Но они всё ещё колебались.

Архиепископ Плегмунд ликовал. Спустя два года после коронации Эдварда я был вызван в Винтанкестер, и мне пришлось вытерпеть проповедь в новой большой церкви.

Плегмунд яростно и пылко заявил, что Бог преуспеет в том, в чем не преуспели мечи всех воинов.

— Сейчас идут последние дни, — сказал он, — и мы увидим зарю царства Христа.

Я помню этот визит, потому что тогда в последний раз видел Элсвит, вдову Альфреда. Она удалилась в монастырь, как я слышал, по настоянию Плегмунда.

Мне поведал об этом Оффа.

— Она поддерживает архиепископа, — сказал он, — но он не может ее выносить! Она постоянно ворчит.

— Сочувствую монахиням, — сказал я.

— О Боже правый, они у нее еще попляшут, — улыбнулся Оффа. Он был стар. Он еще держал собак, но уже не дрессировал новых.

— Теперь они просто мои товарищи, — объяснил он мне, похлопывая терьера за ушами, — и мы вместе старимся, — он сидел вместе со мной в таверне «Два журавля». — Я болен, господин, — произнес он.

— Мне жаль.

— Господь скоро заберет меня, — сказал он, и в этом он оказался прав.

— Ты путешествовал этим летом?

— Это было тяжело, — ответил он, — да, я ездил на север и на восток. Теперь еду домой.

Я положил деньги на стол.

— Расскажи, что происходит.

— Они готовятся к нападению, — заявил он.

— Знаю.

— Ярл Сигурд поправился, — сказал Оффа, — и корабли приближаются из-за моря.

— Корабли постоянно пересекают море, — заметил я.

— Сигурд дал понять, что будет много земель, которые он раздаст во владение.

— Уэссекс.

Он кивнул.

— Так что корабли с воинами приближаются, господин.

— Куда?

— Они собираются в Эофервике, — сказал Оффа. Я уже слышал об этом от торговцев, побывавших в Нортумбрии.

Приплыли новые корабли, наполненные амбициозными и голодными воинами, но торговцы утверждали, что это войско собирается атаковать скоттов.

— Они хотят заставить тебя в это поверить, — сказал Оффа. Он прикоснулся к одной из серебряных монет на столе, остановив свой палец на профиле Альфреда. — Ты придумал умную штуку в Натангравуме, — промолвил он лукаво.

Некоторое время я молчал. Мимо таверны прошла стая гусей, послышались злобные крики и лай собак.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — дал я невнятный ответ.

— Я никому не сказал, — заметил Оффа.

— Ты грезишь, Оффа, — сказал я.

Он посмотрел на меня, перекрестил худую грудь и сказал:

— Обещаю, господин, я никому не скажу.

Но это было умно, я восхищен. Это разозлило ярла Сигурда, — он хохотнул, а затем расколол лесной орех костяной рукояткой ножа.

— Как там сказал один из твоих ангелов? Что Сигурд незначительный человек, без особых талантов. — он снова хохотнул и покачал головой, — это сильно его разозлило, господин.

Может, поэтому Сигурд дает Эорику деньги, много денег. Эорик присоединится к датчанам.

— Эдвард говорит, что Эорик заверил его в сохранении мира, — указал я.

— Ты знаешь, чего стоят уверения Эорика, — возразил Оффа. — Датчане намереваются сделать то, что намеревались сделать двадцать лет назад, господин.

Объединиться против Уэссекса. Все датчане и все саксы, ненавидящие Эдварда, все.

— Рагнар? — спросил я. Рагнар являлся моим старым близким другом, я считал его братом и не видел уже много лет.

— Он не вполне здоров, — мягко сказал Оффа, — недостаточно здоров, чтобы выступить.

Новость опечалила меня, я налил эля, и одна из трактирных служанок поспешила проверить, не надо ли наполнить кувшин, но я взмахом руки отослал ее прочь.

— А что с Кентом?

— Что с Кентом, господин?

— Сигебрит ненавидит Эдварда и хочет собственное королевство.

— Сигебрит — молодой дурачок, — Оффа покачал головой, — но его отец приструнил его, и Кент сохранит верность. Оффа говорил очень уверенно.

— Сигебрит не ведет переговоров с датчанами? — спросил я.

— Если и так, то я не слышал. Нет, господин, Кент сохраняет верность. Сигельф знает, что не сможет самостоятельно удержать Кент, а для него Уэссекс — лучший союзник, чем датчане.

— Ты рассказывал это Эдварду?

— Отцу Коэнвульфу, — ответил он. Коэнвульф сейчас был самым близким советником Эдварда и постоянным спутником. — Я даже сказал, откуда будет нанесен удар.

— Откуда?

Оффа посмотрел на мои монеты на столе и ничего не ответил. Я вздохнул и добавил еще две. Оффа придвинул монеты к себе и выстроил их в аккуратную линию.

— Они хотят, чтобы ты верил, что они атакуют из Восточной Англии. Но это не так. Истинная атака начнется из Честера.

— И как же ты это узнал?

— Брунна.

— Жена Хэстена?

— Она настоящая христианка.

— В самом деле? Я всегда считал, что крещение жены Хэстена было циничной уловкой, чтобы обмануть Альфреда.

— Она узрела свет, — насмешливо произнес Оффа. — Да, господин, на самом деле, и она верит мне, — Оффа посмотрел на меня своими печальными глазами.

— Когда-то я был священником. Наверное, нельзя перестать быть священником, а она хотела исповедаться и причаститься. Так что, с Божьей помощью, я дал ей то, в чем она нуждалась, и теперь с Божьей помощью выдал тайны, что она поведала.

— Датчане соберут армию в Восточной Англии?

— Ты увидишь, что так и будет, я уверен, но не увидишь армию, собирающуюся у Честера, и это войско пойдёт на юг.

— Когда?

— После жатвы, — Оффа говорил уверенно, таким тихим голосом, что только я мог его расслышать. — Сигурд и Кнут хотят собрать самое большое войско, какое только видели в Британии.

Они говорят, что пора навсегда завершить войну. Датчане придут, когда соберут урожай, чтобы прокормить свою орду. Они хотят, чтобы в Уэссекс вторглось самое большое войско.