Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка Страница 72

– Да, да, должно быть, – радостно заговорил Даниэль, – я в этом узнаю обыкновенную политику с того… с того времени, как горестные происшествия так изменили ее характер. Между тем, Мария, и я, со своей стороны, умоляю вас: не заходите слишком далеко в этом повиновении.

– Ну полно, Даниэль, не будем более возвращаться к сомнениям, оскорбительным для меня, и поговорим о другом, мой друг; я осталась здесь с вами, чтобы рассказать вам о происшествии, сильно меня поразившем и о котором еще никому не решалась сообщить.

– В чем дело, милая Мария?

– Вы, конечно, помните, что когда, освободив от жандармов на Гранмезонском перевозе, нас отвели в какой-то дом, мы встретили там молодую хорошенькую женщину, сильно волновавшуюся! Я до сих пор не понимаю, что именно ее так сердило и почему ее негодование относилось более ко мне; но мне казалось, что, вмешиваясь в дело, она действовала в нашу пользу, а потому, чтоб ее отблагодарить, я послала ей единственную сколько-нибудь ценную вещь, уцелевшую от нашего богатства, вот это кольцо, подаренное мне отцом… помните вы все это?

– Я хорошо помню все подробности этой ужасной ночи, Мария, и, так же как и вам, происшествие это кажется мне таинственным.

– То, что я хочу рассказать, не менее таинственно. Слышали вы, Жанета рассказывала, что одна бедная женщина, здешняя соседка, найдя калитку отворенной, вошла сегодня сюда, чтоб попросить милостыни. Сначала эта женщина рассказывала мне о своем горе и своих нуждах, но, говоря это, у нее был какой-то рассеянный, беспокойный вид, наконец, когда Жанета, бродившая около нас, ушла, она сунула мне в руку бумажку и скрылась.

– Как? эта нищая, которую обвиняют в отравлении Цезаря?

– Постойте… когда она уходила, я раскрыла бумажку, свернутую в виде письма и в которой находилась какая-то маленькая вещица. Прежде всего прочитайте совет, который мне дают и скажите, что мне делать?

И она подала брату толстую измятую бумагу, на которой непривычной рукой и с плохой орфографией было написано несколько слов. Через несколько минут Даниэль разобрал их:

"Берегитесь! вам угрожает большое несчастье".

Молодой человек задумался.

– Это уж совершенно темно, да и письмо никем не подписано.

– Действительно, Даниэль, но я полагаю, что это предостережение не дано так, с ветру, и что оно от благонамеренной личности. В этом письме находилось и кольцо моего отца, вещь, которую я послала этой молодой женщине в том уединенном домике, посмотрите.

И она сняла с руки хорошо знакомое Даниэлю кольцо.

Разглядев его со всех сторон, он отдал его Марии.

– Я ничего тут не понимаю, – проговорил он, – кто захочет тревожить бедных женщин, никого не обидевших, и кто этот неизвестный друг, который помимо меня хлопочет о вашей безопасности? Каким путем вернулась к вам эта вещь, отданная вами в таких странных обстоятельствах? Мне кажется, что наш знакомый не совсем чужд в этом деле. Но вы теперь видите, Мария, что необходимо мне отыскать эту нищую, расспросить ее и достать от нее, во что бы то ни стало, ключ к этой загадке. А вы и теперь не согласитесь, что она тут замешана в отравлении собаки?

– Как же соединить подобный дурной поступок с видимо добрым намерением, выраженным в письме и присылке кольца? Чтоб привести в исполнение такие два противоположных поступка, надобно быть сумасшедшим.

– А может, она принуждена одинаково повиноваться двум противным влияниям, – ответил Даниэль, подумав несколько минут. Так или иначе, но я, Мария, попрошу вас дать мне самые подробные сведения об этой нищей; как она одета? где живет?

Мария больше не восставала и ответила на все эти вопросы. Бедняжку легко можно было узнать по ее изуродованному оспой лицу, и мадемуазель де Меревиль с террасы несколько раз видела ее проходившей мимо виллы, даже она указала брату на грязную харчевню, находившуюся тут напротив, где, казалось, живет эта нищая.

– Мне достаточно этого, – сказал молодой человек, готовясь уходить. – Сейчас же отправляюсь отыскивать эту женщину. Так как мы не знаем причин, побудивших ее на эти поступки, то я сначала употреблю все возможные мягкие средства; пойду один и без всяких атрибутов моей должности. Если же она не согласится отвечать или захочет спутать фальшивыми ответами, то может ожидать строгих мер с моей стороны. Еще одно слово, Мария, вы мне сказали, что матушка ваша не знает о полученном вами угрожающем предостережении.

– Нет, Даниэль, я боюсь, что это слишком встревожит ее, хотя за все эти годы болезнь ее и не возвращалась, но доктор, вы знаете, велел ей избегать волнений.

– Я вполне одобряю ваше благоразумие, моя ненаглядная Мария, но в таком случае позаботьтесь уже сами обо всех требующихся предосторожностях. Очень легко может быть, что смерть собаки и совет, переданный вам в письме, означают одно и то же, а потому примите все меры… чтоб предохранить себя от вторжения извне; чтоб двери были постоянно заперты, не впускайте сюда никакой неизвестной личности и будьте внимательны к самым незначительным случаям подозрительного свойства.

– Хорошо, хорошо! Уж вы положитесь на меня, Даниэль; мы будем беречься, будьте покойны… Но, мой друг, неужели вы так уйдете отсюда, не помирясь с моей матерью? Надобно быть снисходительным к ее слабостям, она так много страдала!

– Я спешу, а потому поручаю уж вам походатайствовать за меня перед тетушкой и попросить у нее извинения за мой скорый уход, вас выслушают снисходительнее, чем меня… И чтоб хоть немного сгладить мою вину перед ней, передайте ей то, о чем я сам забыл ей сообщить. Вы знаете, что я возобновил свое ходатайство о возвращении вам всех ваших имений, признанных уже национальными. На этот раз меня энергично поддержали влиятельные друзья, и я твердо надеюсь на успех. Пусть она имеет это в виду и не требует тяжелых жертв от своей единственной дочери.

– Что вы говорите, Даниэль? – радостно воскликнула молодая девушка. – Неужели вы можете своим влиянием возвратить эти так горячо желаемые земли?

– Это еще только надежда, которая легко может и не сбыться… Но вы, Мария, неужели вы тоже придаете такую важность вашему утраченному богатству?

– Не в том дело, Даниэль; я не стану утверждать, чтоб я была совершенно равнодушна к удобствам, доставляемым состоянием, но тут я главным образом думаю о том, что если ваши старания увенчаются успехом, то много затруднений из нашего настоящего положения исчезнет и отложатся некоторые проекты, так огорчающие нас обоих. Достигайте, мой дорогой, достигайте, и я ручаюсь, что моя мать… Но я побегу скорее сообщить ей эту добрую весть… Прощайте!