Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 74

Сели на лошадей и поехали в Ушгул. Узкая тропка шла высоко над рекой то через лес, то по крутым осыпающимся склонам. Время от времени приходилось сходить с лошади и вести ее в поводу. Переправлялись через бурные потоки боковых ущелий, карабкались вверх, круто спускались вниз, так что седло съезжало на шею лошади и приходилось ее заново подпруживать. Я, хоть и привык к горам, не мог наглядеться на красоту, открывающуюся путнику в верховьях Ингури.

Приблизительно на полпути Миша придержал коня и подождал меня.

— Смотри, стена Дэва, — указал он на дно ущелья.

Ущелье, почти теснина, было перегорожено с обеих сторон высокой каменной стеной. Шириной метра в два и высотой метров в тридцать. Из какой она сложена породы, не могу сказать, вниз не спускался, скорее всего из вертикально расположенных плит сланца. Выходы скал в виде ровных стен начинаются на одной стороне ущелья и продолжаются на другой. В середине эта стена прорвана пляшущим потоком Ингури.

— Стена Дэва, — повторил Миша. — Я ходил на нее смотреть, будучи мальчишкой. Мы верили, что ее построил Дэв. — И он рассказал еще одну легенду.

Дэв полюбил Ламарию и захотел на ней жениться. А Ламария не соглашалась. Тогда Дэв рассердился и начал перегораживать Ингур каменной стеной, чтобы затопить ущелье и сделать здесь море. Он носил камни и возводил стену сразу с двух сторон, с этого склона и навстречу — с другого. Но боги не могли допустить такого, и против Дэва выступил на этот раз сам Джграг. Когда стена была почти готова и Дэву оставалось перегородить реку, сбросив вниз огромный камень, по ущелью вдруг понесся громадный баран, выпущенный Джграгом с ледника Шхара. Ударив рогами в стену, гигант развалил ее. Остатки камней унесла река.

Полюбовавшись на добросовестную работу Дэва, мы повернули коней в сторону Ушгула. Что говорить, путь от Кали до Ушгула мы могли бы легко пройти пешком. Однако поездка наша утратила бы от этого часть прелести. Въехать в Ушгул на конях все равно что прибыть по океану в обетованную землю на паруснике. Парусов над морями и океанами нынче так мало! Не больше, чем неизведанных стран. А Ушгул — один из самых таинственных уголков на земле. Я был готов к сильным и ярким впечатлениям, но то, что я увидел, ошеломило.

Перед этим мы объехали верхом общества Лахамур, Чебухев, Пар, Цхумар и Эцер — бывшие владения князей Дадешкелиани. Там было интересно, но места эти полузаброшены, башен и всякой старины немного. Разве что селение Кичкилдаш производит впечатление древнего селения сванов. Знаменитое некогда селение Таврар пустынно и лежит в развалинах. Сейчас тут живет всего шесть семей, хотя еще недавно было семнадцать. Селений Лашграш и Чебухев практически не существует, жители покинули их лет десять назад. Одни развалины. Из этих мест, расположенных вдали от основной дороги, люди перешли жить в ущелье Накра. Раньше Накра была совсем незаселенной. Тепцов так писал о ней: «Сванеты боятся селиться в этой узкой таинственной долине, и не без основания: следы весенних и зимних разрушений завалами видны здесь на каждом шагу». Теперь в Накру проведена хорошая автомобильная дорога. Лет шестьдесят назад стала она заселяться, а после войны, с образованием колхозов, сюда перебрались жители Чебухев, Лашграша, Таврара и других верхних селений. Поэтому во всем ущелье Накры вы не найдете ни одного старинного сванского дома или башни. По Накре и по Бечо как раз пролегают туристские тропы, ведущие с перевалов. Люди идут по Сванетии и не видят Сванетии. Совсем не то Ушгул.

Попадаешь в иной мир, в другой век. Это как сон наяву. Лес черных башен молчаливо стоит в окружении таких же черных и таких же древних домов-крепостей. Нет никаких пристроек или новых зданий. Все как тысячу лет назад. Живая история.

В узеньких проулочках лежал снег, в Местии давно отпахали. Толстые обуглившиеся двери со следами пуль, закопченные окна-бойницы, темные проемы входов в башни и дома, таинственные дворики… Люди встречались не часто и всё старики — молодежь на работе. Перед каждым встречным я останавливался пораженный — настолько выразительны их лица. Они спокойны и суровы. Люди смотрят твердо и прямо глазами людей, ничего не страшащихся, гордых и властных и в то же время добрых и мудрых. Движения и все манеры неторопливые и уверенные. Передо мной вставали ушгульцы, «племя львов», гордость Вольной Сванетии, отважные и непобедимые люди, сохранившие на века свой облик, как и эти монументальные замки; люди, веками притесняемые, с одной стороны, князьями Дадешкелиани, с другой — Дадиани, но отстоявшие свою свободу.

Свобода дается нелегко. В 1830 году русский академик Броссе вывез отсюда в Париж интересный документ — примирительную запись ушгульцев с князем Верхней Рачи, который двенадцать лет не пускал сванов за солью в Рачу и Лечхум и за одного своего родича убил триста сванов. Сваны отдали по этому документу земли от Цены до Осетии и ушли с этой земли, не стали жить под властью князей. Земли опустели. В течение четырех веков князья Дадешкелиани пытались покорить ушгульцев. По сказаниям и песням можно предположить, что временами князья прорывались в Вольную Сванетию и доходили до Ушгула. Но в Ушгул не входили никогда. Ушгульцы принимали к себе всех непокорных князьям, вооружались и ударяли по врагу, отбрасывая его обратно в Бечо и Эцери. Ушгул славился своей неприступностью далеко за пределами Сванетии. Многие века совсем крохотное, но неприступное общество сванов становилось убежищем для побежденных царей, кладовой ценностей Кавказа и Закавказья. Русский царь Алексей Михайлович в 1669 году получил от сванов известие о том, что те «укрыли в своей земле царя (Баграта IV) от преследования турок и также спасли все честные иконы, кресты и мощи». Можно представить, какие исторические ценности и произведения искусства хранили в себе, да отчасти и хранят доныне, скромные сванские часовенки в верховьях Ингури. Недаром церковь Квирика постоянно охраняли шесть вооруженных стражей, а с XVIII века, после вторжения в Закавказье турок, охрана не подпускала никого на расстояние выстрела. В церкви Вольной Сванетии не имел права войти даже священник, ключи хранились не у него, а у ключарей, выбранных родом. Ключари, в свою очередь, не могли никого пустить друг без друга и без согласия общины.

Сейчас в Ушгуле семь таких церквей, но было значительно больше. Один путешественник писал восемьдесят лет назад так: «Есть много древних, полуразрушенных и разрушенных церквей, а также священных мест, где, по преданию, существовали церкви. В Ушгуле, например, таких развалин насчитывается до десяти». Далеко не полностью сохранившиеся ценности ушгульских церквей сейчас хорошо припрятаны. Многое, очень многое, к сожалению, бесследно исчезло.