Первая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев Страница 76

В ливийские города отправились посланцы Матоса, и результаты превзошли все ожидания: местное население практически поголовно поддержало восставших. Узнав о том, что появилась сила, способная сокрушить могущество ненавистного Карфагена, ливийцы дали друг другу клятвы оказать всяческое содействие наемникам и добровольно отдавали драгоценности и дорогие вещи в казну мятежников. Спендий и Матос воспользовались этим обстоятельством и раздали солдатам деньги, чем еще больше укрепили свой авторитет в войсках. Восставшие не только получили средства для дальнейшего ведения войны, теперь в их лагерь стало регулярно поступать продовольствие. Со всех сторон подходили отряды ливийцев, армия Матоса и Спендия росла с каждым днем и вскоре уже насчитывала 70 000 человек (Polyb. I, 73). Ядром этой армии и самыми боеспособными ее частями были наемники, прошедшие через горнило Первой Пунической войны. Служа под командованием Гамилькара Барки, эти воины не уступали римским легионерам на поле боя и были способны решать любые поставленные перед ними задачи. Но их локальное выступление неожиданно переросло в восстание ливийцев и теперь угрожало самому существованию Карфагенской державы. Однако в столице до поры до времени не понимали размеров нависшей опасности и не осознали, что положение дел изменилось в худшую сторону.

Вскоре руководители восстания перешли к активным действиям. Во избежание различных непредвиденных случайностей наемники сильно укрепили свой лагерь в окрестностях Тунета, после чего разделили войска и взяли в осаду Утику и Гиппакрит, города, имеющие стратегическое значение. Местное население отказалось присоединиться к мятежу и теперь было вынуждено отсиживаться за крепостными стенами в ожидании помощи из Картхадашта.

Но шансов на то, что карфагеняне в ближайшее время выручат осажденные города, практически не было, потому что и столица находилась в критическом положении. Карфаген оказался отрезан от внешнего мира со стороны суши, отряды мятежников периодически перекрывали перешеек между озером и морем, по которому можно было попасть в город. Наемники закрепились на позициях около Утики и Тунета, иногда приближаясь к столице на безопасное расстояние. В Карфагене царила паника, слухи один другого страшнее будоражили воображение горожан.

Главная проблема заключалась в том, что власти Карфагена оказались совершенно не готовы к такому повороту событий. Они смирились с мятежом наемников и стали готовиться к его подавлению, но восстание ливийского населения застало их врасплох. Военный потенциал восставших увеличился в несколько раз, а среди правящей элиты Карфагена воцарилась растерянность, поскольку положение складывалось хуже некуда. Полибий просто блестяще обрисовал то катастрофическое положение, в котором оказалась Карфагенская держава: «До сих пор карфагеняне извлекали средства к частной жизни из произведений своих полей, а государственную казну и общественные запасы пополняли из доходов Ливии, кроме того, войну вели обыкновенно силами наемных войск; теперь вдруг они не только теряли все эти средства, но и видели, что они обращаются на погибель им, а потому столь нежданный оборот дела привел их в крайнее уныние и отчаяние. Они питали было постоянную надежду, что по заключении мира отдохнут немного от трудов, истощивших их за время сицилийской войны, и будут жить в довольстве. Но вышло наоборот, ибо началась еще большая и более опасная война. Прежде они боролись с римлянами за Сицилию, теперь им предстояло в домашней войне бороться за самое существование свое и своей родины. Кроме того, после поражений в стольких морских битвах они не имели ни оружия, ни морского войска, ни оснащенных судов; у них не было запасов и ни малейшей надежды на помощь извне от друзей или союзников. Теперь карфагеняне ясно поняли, сколь велика разница между войною с иноземцами, живущими по другую сторону моря, и внутренними междоусобицами и смутами. К тому же главными виновниками стольких тяжких бед были они сами» (I, 71). С Полибием невозможно не согласиться: именно жадность и безответственность правящих элит Карфагена привели к таким крайне негативным последствиям.

В эти трудные времена правительство наконец-то взялось за ум. Поскольку в данный момент государство не располагало боеспособными вооруженными формированиями, то в армию призвали всех граждан, пригодных для воинской службы. Все корабли, уцелевшие в битвах Первой Пунической войны, были оснащены заново и укомплектованы командами гребцов, но, поскольку пентер не хватало, то флот усилили большими лодками. Командиры день и ночь тренировали отряды пехоты и городской конницы, в столицу морем прибывали новые отряды наемников, набранные в областях, не затронутых восстанием. В самом Карфагене находилось около двух сотен боевых слонов, что значительно усиливало ударный потенциал новой армии. Но войскам требовался командующий, и на эту должность был назначен Ганнон, имевший некоторый опыт войны против ливийских племен и нумидийцев. Выбор оказался на редкость неудачным, поскольку, будучи прекрасным организатором, Ганнон оказался бездарным военачальником: «Ганнон делал надлежащие приготовления к войне как человек, от природы способный к этому делу. Но с выступлением на поле битвы он менялся: не умел пользоваться благоприятными моментами и вообще оказывался неопытным и неловким» (Polyb. I, 74). Но выбор у членов совета был невелик, поскольку Гамилькар был отстранен от командования, а Гескон находился в плену у мятежников. Но был в назначении Ганнона и положительный момент: наводя порядок в Гекатомпиле, он установил дружеские отношения с некоторыми из ливийских вождей. Однако как это скажется на дальнейшем ходе войны, было неизвестно.

2. Битва при Утике. 240 г. до н. э

Карфагенская армия выступила на помощь осажденной Утике. Впереди мчалась кавалерия, следом топали боевые слоны, а замыкали движение отряды тяжеловооруженной пехоты и мобильные войска. Ганнон в окружении телохранителей ехал в середине колонны и с гордым видом обозревал марширующие ряды пехотинцев. Командующий был уверен в победе: по его мнению, атакующие Утику банды должны были разбежаться при одном виде карфагенских боевых слонов, что, собственно, и произошло: мятежники, узнав о прибытии армии Ганнона, не рискнули вступать с пунийцами в открытый бой, а укрылись в укрепленном лагере.

Ганнон, убедившись, что противник не собирается атаковать его войска, велел разбивать лагерь, а сам отправился в город. Раздуваясь от чувства собственной значимости, командующий проехал по улицам Утики и важно прошествовал на заседание городского совета. Там он заявил, что, поскольку противник засел за укреплениями и не собирается их покидать, то без штурма не обойтись. Поэтому карфагенянам понадобятся метательные машины, которые в большом количестве стоят на стенах Утики. По приказу Ганнона воины гарнизона стали разбирать баллисты и катапульты, перевозить их в карфагенский лагерь, где технику собирали заново и выкатывали на позиции. Весь остаток дня пунийцы готовились к предстоящей атаке на лагерь мятежников, и только когда на землю опустилась ночь, в расположении карфагенян воцарилась тишина.

Рано утром Ганнон построил