Мартин Стивен - Совесть короля Страница 9

Неужели это последний вызов к Сесилу? Грэшем спешил на прощание со старым врагом, как никогда раньше. Копыта его лошади соприкасались с землей с такой мощью, что их удары отдавались в спине сэра Генри ударами молота; они взрывали землю, заставляя комья разлетаться в стороны с силой пушечных ядер. Ветер норовил сорвать с него шляпу, слезы катились из глаз, а он гнал лошадь все быстрее и быстрее. Поля и перелески стремительно проносились мимо. Похоже, что лошадь Грэшема осознала: наступило лето, и от этого осознания ноги ее словно стали втрое длиннее, а мышцы то натягивались как струна, то сжимались в сумасшедшем галопе, будто пружина. В какие-то мгновения человек и конь становились странным единым целым, невидимым и бессмертным в своей скорости и безумии.

Нет, так дело не пойдет. Недолго и загнать бедное животное, подумал Грэшем. Он дал коню успокоиться, похвалил его силу и красоту, и вскоре скакун уже трусил по дороге, как какая-нибудь усталая крестьянская лошаденка.

Грэшем подождал, пока, бубня себе под нос проклятия в адрес хозяина, его не догнал Манион. Слуга достаточно хорошо держался в седле, но еще никому в королевстве не удавалось догнать такого наездника, как сэр Генри.

Человек далеко не бедный, Грэшем вполне мог позволить себе роскошь держать собственных лошадей по всему пути от Кембриджа до Лондона. И каждую он гнал точно так же, как и предыдущую. Не стоит удивляться, что когда всадник достиг Лондона, кожа его сапог была истрепана в лохмотья, тело ныло так, будто по нему прошлись раскаленным утюгом, а сам он умирал от изнеможения. Сэр Генри проспал три часа. По пути от Лондона в Бат своих лошадей у него не было. Не доверяя тем, что можно нанять или купить по дороге, он вел с собой караван собственных животных — оно и надежнее, и более соответствует его положению. Грэшем с презрением отвергал кареты. В последнее время эти неуклюжие средства передвижения в огромном количестве колесили по грязным дорогам, создавая на лондонских улицах жуткие пробки. Нет, он пока еще не так стар, чтобы трястись в какой-то повозке.

Еще с древнеримских времен воды Бата использовали для лечения старых и немощных. Судя по количеству таких людей нынче, было похоже на то, что римляне никогда не покидали здешних мест. Старое аббатство не позволяло городу расти вширь. Оно словно задавило его своей мертвой массой, высосало из этого несчастного места последние соки. Повсюду царила атмосфера упадка. Грэшем привык к городскому зловонию, но здесь к обычному смраду примешивался хорошо различимый душок гниющей плоти. Людям постоянно приходилось отгонять от своих влажных лиц докучливых мошек. Даже ранним летом все в Бате было засижено мухами.

Не слезая с лошади, Манион грыз куриную ножку, прихваченную из последней таверны, в которой они обедали.

— Знаете, что я думаю? — спросил слуга, и маленький кусочек жилистого мяса выскочил из его рта и пролетел мимо левого уха Грэшема.

— Ты способен думать? Я не уверен, что хотел бы пуститься в восприятие твоих, с позволения сказать, измышлений, если твои физические действия являются отражением их содержания. Но, — вздохнул Грэшем, — судя по всему, ты в любом случае их выскажешь.

— Когда-то Сесил просто использовал вас, и его не волновало, погибнете вы или нет, выполняя задание. Теперь же он одной ногой в могиле, и ему хочется направить вас туда, где вы погибнете непременно. Сесил спит и видит, чтобы протащить вас вместе с собой по всем кругам ада. Вы единственный, кто превосходит его во всем.

Грэшем не стал подвергать данное умозаключение слуги сомнению. Вместо этого он принялся разглядывать жителей Бата.

— Интересно, люди здесь когда-нибудь ходят на прогулку? — спросил сэр Генри, оглядываясь по сторонам. — Или только ковыляют? Может, их выгуливает прислуга?

Вид дома, расположенного по адресу, сообщенному Николасом Хитоном, слегка удивил Грэшема. Жилье вполне подходило для какого-нибудь провинциального чиновника, но для главного королевского секретаря выглядело унизительно бедным. Эту мысль сэр Генри высказал вслух, когда в ответ на его стук дверь открыл облаченный в ливрею слуга Сесила.

— Странно, что лорд Солсбери расположился в таком месте. Неужели он не нашел для себя ничего более подобающего его статусу?

— Мой хозяин испытывает величайшие муки при каждом движении. Поэтому ему необходимо находиться как можно ближе к водам.

Грэшем и его спутник остались ждать в невзрачной, убого обставленной комнате. Деревянные панели были совсем недавно ярко выкрашены по последней моде, но работу сделали из рук вон плохо, и краска уже успела облезть. Драпировки выцвели до унылого серого цвета, под толстым слоем пыли различалось лишь несколько смутных фигур, а сама пыль служила чем-то вроде клея, не давая ткани окончательно развалиться. Оконные стекла были самого скверного качества и имели болезненно-желтоватый оттенок. Все вокруг покрывала грязь. Царившая в комнате сырость создавала впечатление, будто пахнет чем-то давно не мытым.

Другой слуга принес вина. Он был юн, почти мальчик — глаза широко открыты навстречу чуду мироздания и своей удаче служить столь великому человеку.

— Спасибо, — поблагодарил Грэшем. — Как тебя зовут?..

Удивленный тем, что к нему обратились, слуга застыл на месте, не дойдя до двери.

— Как звать меня, сэр? Артуром, сэр…

Он с благоговением посмотрел на Грэшема, не замечая, что стоит, от удивления широко и невежливо разинув рот.

— Сэр, прошу вас, извините меня…

Он явно хотел что-то сказать благородному гостю.

— Давай выкладывай, — буркнул Манион.

Юный Артур видел перед собой высокого сильного мужчину, облаченного с головы до ног в черное, за исключением изящного белоснежного воротника. С первого взгляда было понятно, что, несмотря на всю свою нарочитую скромность, такое платье стоит немалых денег. Скрытое под одеждой тело походило на сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться. Артур не мог оторвать взгляд именно от лица гостя. Высокомерное, поражающее внутренней силой, насмешливое — и вместе с тем лицо легкоранимого человека. Казалось, оно вобрало в себя все человеческие страсти и слабости.

— Сэр… сэр, — продолжал лепетать Артур, — я лишь хотел узнать, ужасно хотел спросить у вас, не встречали ли вы, часом, Гая Фокса. Говорят, что это так…

«Да, — подумал Грэшем, — Гая Фокса я встречал. Это был во всех отношениях достойный и честный человек, в любом случае куда более честный, чем многие из тех, кто обрек его на гибель. И мне было поручено проследить, чтобы он не сбежал, это я приготовил ему капкан, я отправил его на жестокую смерть, какой не заслуживают даже животные… Ее Фокс принял от рук твоего хозяина, Роберта Сесила. И поскольку я не сказал всей правды про Гая Фокса — причем вполне сознательно, — я тем самым помог твоему хозяину сохранить власть, а этому косноязычному шотландскому содомиту — английский престол. Как бы то ни было, я превосходно, просто виртуозно сделал свое дело».