Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 93

На верхушке «креста»-маиса сидит священная птица кецаль, длинные изумрудные перья которой служили достойным украшением для головных уборов царей и верховных жрецов. Птица тоже облачена в маску бога дождя, а чуть ниже ее видны знаки, символизирующие воду, и два щита с личиной бога солнца.

Если бы речь шла о европейской гробнице эпохи Возрождения, то мы бы наверняка сказали, что высеченная на плите фигура юноши изображает погребенного под ней персонажа… Но в искусстве майя почти не было места изображению индивидуальной личности, индивидуального человека. Там безраздельно царили религиозная символика и условность в передаче образов. Вот почему и в нашем случае можно говорить о человеке в целом, то есть о роде человеческом, но также и о боге маиса, которого часто изображали в образе красивого юноши. И сейчас еще у индейцев чорти в Восточной Гватемале во время ритуальных танцев для исполнения роли бога маиса — Эль Куме — всегда выбирают самого красивого и ловкого юношу селения.

С помощью автомобильных домкратов и бревен тяжелая скульптурная плита была наконец поднята, и под ней показался массивный каменный блок со странной выемкой, напоминающей на первый взгляд рыбу. Выемку плотно закрывала специальная крышка, в точности повторяющая ее форму.

Когда была удалена и эта, самая последняя, преграда, перед исследователями предстала почти фантастическая картина: внутри саркофага все было покрыто пурпурной яркой краской; на этом эффектном фоне матово желтели кости крупного человеческого скелета и зелеными пятнами выделялись бесчисленные нефритовые украшения.

Почему же в гробницу попала именно красная краска, а, скажем, не синяя, желтая, фиолетовая и т. д.? Депо в том, что восток, по верованиям майя, — это та область, где каждый день рождается солнце после своей ежедневной смерти на западе. Вследствие этого восток есть место воскрешения, рождения жизни, и красный цвет в гробнице символизирует собой идею бессмертия.

Из-за большой влажности воздуха кости были очень хрупкими, но сохранились тем не менее почти целиком. Ученым удалось определить, что скелет принадлежал сильному и рослому мужчине в возрасте около 40–50 лет (длина скелета 1,73 метра), без каких-либо патологических недостатков. Череп оказался разбитым, и поэтому решить, был ли он искусственно деформирован, сейчас просто невозможно.

Человек был погребен вместе со всеми своими украшениями из драгоценного нефрита. А одна нефритовая бусина была даже положена ему в рот — как плата для прохода в подземный мир, царство мрака и смерти. На черепе видны были остатки диадемы, сделанной из маленьких нефритовых дисков и пластин. Изящные тонкие трубочки из того же минерала служили в свое время для разделения длинных волос умершего на отдельные пряди. По обеим сторонам от черепа лежали массивные нефритовые серьги, напоминающие собой большие катушки. Вокруг шеи извивалось длинное, в несколько рядов ожерелье из нефритовых же бусинок. На запястьях каждой руки было найдено по браслету, из 200 бусинок каждый. Возле ступней ног лежала чудесная нефритовая статуэтка, изображающая бога солнца. Мельчайшие остатки мозаики из нефритовых пластинок и раковин наряду с древесным тленом, обнаруженным на черепе, позволили буквально из праха реконструировать погребальную мозаичную маску — точный портрет умершего.

Массивные каменные ножки саркофага тоже были затейливо украшены рельефными изображениями. Какие-то сказочные персонажи в богатых одеждах словно вырастали из земли, показанной символически — полосой и особым иероглифическим знаком. А рядом с ними видны побеги уже настоящих растений, увешанные плодами какао, тыквы и гуайявы.

Последней находкой явилось открытие «канала для души» — специальной полой трубы, соединяющей саркофаг почившего повелителя с алтарем храма, стоявшего на вершине пирамиды.

Можно ли расшифровать сложный ребус из скульптурных изображений, запечатленных на верхней крышке саркофага?

«Юноша, сидящий на маске чудовища земли, — писал А. Рус, — вероятно, одновременно олицетворяет собой и человека, которому суждено в один прекрасный день вернуться в лоно земли, и маис, зерно которого, чтобы прорасти, прежде должно быть погребено в земле. „Крест“, на который так пристально смотрит этот человек, опять-таки символизирует маис — растение, появляющееся из земли на свет с помощью человека и природы, чтобы служить затем, в свою очередь, пищей для людей. С идеей воскрешения маиса у майя была тесно связана и идея собственного воскрешения человека…»

Кто же был погребен в подземной гробнице Храма Надписей? Кого древние жители города столь щедро наделили не только творениями своего искусства и ремесла (в виде драгоценных украшений из нефрита и изящных скульптур), но и колоссальными и явно непроизводительными затратами общественного труда?

На этот счет вряд ли могут быть какие-либо сомнения. Многочисленные атрибуты власти, положенные в гробницу вместе с умершим (скипетр, маска, щит с изображением бога солнца), определенно свидетельствуют о том, что перед нами погребение халач-виника — верховного правителя государства у древних майя, причем правителя явно обожествленного.

Дело в том, что размеры и вес каменного саркофага исключали возможность доставки его по внутренней лестнице в глубину пирамиды. Следовательно, сначала была построена гробница с саркофагом. И уже над ней майя возвели высокую восьмиярусную пирамиду и храм в честь правителя города. Вполне возможно, что халач-виник, как и египетские фараоны, сам руководил строительством своей будущей усыпальницы, наблюдая за тем, как медленно растут вверх каменные стены пирамиды. Когда работы подошли к концу, то оставалось только ждать дня смерти и похорон владыки города. И когда он наступил, жители Паленке отдали умершему самые торжественные и высокие почести.

Гробница с останками правителя и несметными сокровищами, сопровождавшими его в мир мрака и теней, была, несомненно, весьма заманчивой добычей для грабителей. Поэтому-то так тщательно была спрятана гробница в недрах пирамиды, а ход к ней плотно забит землей, щебнем и глыбами камня. Но духовная «связь» с почившим вождем тем не менее сохранялась. Жрецы во время пышных обрядов в храме, на верху пирамиды, время от времени с помощью трубы — «канала для души» вызывали дух грозного халач-виника и спрашивали у него совета и помощи.

К западу и северо-западу от области майя лежал совершенно иной мир. Природа не была здесь столь щедра, как в тропических лесах Петена и Усумасинты. Сухие, выжженные солнцем плоскогорья Центральной Мексики, несмотря на свои плодородные почвы, были не в состоянии прокормить человека без дополнительных источников влаги. Бездонное голубое небо равнодушно глядело вниз на потрескавшуюся от зноя землю, над которой колючей стеной возвышались кактусы и агавы. Его лазурную глубину не бороздило ни одно облачко. Конечно, так было не везде. В ряде мест естественных осадков вполне хватало на то, чтобы собрать приличный урожай и без ирригации. Но в большинстве горных районов страны земледелие без искусственного орошения было невозможным. И человек еще в глубокой древности бросил вызов природе. Как показали археологические раскопки, первые примитивные оросительные системы (разовые, или одноактные) стали применяться в Оахаке и Южной Пуэбле еще в архаическую эпоху (1-е тысячелетие до н. э.).