Драконий перстень - Георгий Григорьянц Страница 98

квестора в армии мне не дают подняться, но война – это шанс возвыситься. Помпей обещал сделать меня народным трибуном, но мне этого мало. Цезарь наверняка сделает легатом. Моя миссия – убрать неспособную к управлению державой коррумпированную аристократию в лице сената. Державе нужен монарх. Но почему держава? Империя! Я стану императором! Я покорю мир, и все царства станут провинциями Рима с одной лишь привилегией – поставлять нам рабов, зерно и золото.

– Милый, ты меня пугаешь. Народы не смирятся с римским господством, вспыхнут смуты, мятежи, восстания…

– Я подавлю любые выступления, утоплю весь мир в крови!!

Последние слова Кассий произнес яростно, исступленно, с ухмылкой садиста. Рипсимэ всполошилась: «У него бредовая идея величия. Он способен принести страдания… мне, людям, странам».

– Милый Кассий, – растерянно произнесла она, – я хочу рассказать тебе одну историю.

Красноречию Рипсимэ он внимал, как всегда, молчаливо. Безжалостный царь Вавилонии Навуходоносор II повелел военачальнику Олоферну завоевать страны Востока. Олоферн с огромной армией, состоящей в основном из ассирийцев, разорил Месопотамию, Киликию и другие земли и подошел к Иудее. Молодая, богатая и красивая вдова Юдифь, стремясь спасти свой родной город Ветилуя, облачилась в нарядные одежды и отправилась в стан ассирийцев. Она сделала вид, что хочет предать свой народ. Очарованный красотой гостьи, Олоферн попытался овладеть ею, но выпил лишнего и, к несчастью для себя, заснул в шатре. Юдифь обезглавила спящего полководца его собственным мечом, а отрубленную голову положила в мешок и принесла своему народу. Испуганные ассирийцы бежали, город был спасен.

Рипсимэ умолкла и посмотрела на Кассия. Его неестественно искаженное лицо и безумный взгляд вызвали у нее неуверенность и слабость.

– Я не пью много вина, – тихим голосом произнес Кассий, посмотрев на нее спокойно и враждебно.

Он встал, оделся и, уже уходя, обернулся:

– Меня ждут либо почести, либо бесславие. Но свою лепту в разрушение мира я внесу.

Цезарь стремительно наступал, используя в полной мере фактор внезапности. Помпей, застигнутый врасплох, был обескуражен. Он не успевал ни переправить на Апеннинский полуостров свои легионы из Испании, ни набрать новые. Его противник совершал победоносное шествие по Италии, всех прощая. Легат Афраний и его солдаты, получив щедрые обещания и приглашение вступить в его армию, после недолгого сопротивления капитулировали перед Цезарем.

Помпей спешно ушел с войсками в Грецию и обосновался в городе Лариса, а Цезарь, захватив Рим и казну государства, провозгласил себя диктатором и с небольшой армией (шесть легионов) переправился в Грецию, где ввязался в кровопролитные бои. В одном из них он чуть не погиб, но нерешительность Помпея спасла ему жизнь.

И вот развязка. Битва при Фарсале, на севере Греции, окончилась сокрушительным поражением Помпея. Талант Цезаря проявился в полную силу. Применив военную хитрость, он сконцентрировал скрытый резерв из трех тысяч легионеров на левом фланге противника. Помпей командовал правым флангом, имея против себя Антония. Цезарь дал знак, и его кавалерия, сражавшаяся с кавалерией Помпея, расступилась, пропуская резервные когорты пехоты, которые стали биться со всадниками неприятеля, норовя попасть копьем именно в лицо. Отпрыски знатных семейств из кавалерии Помпея не выдержали и обратились в бегство. Солдаты Цезаря начали окружать помпеянцев, которые дрогнули и бросились врассыпную. Сам Помпей бежал в Египет – в надежде, что дети Авлета вспомнят, как Габиний по его приказу восстанавливал их отца на троне.

Флотилия Помпея из десяти судов (большей частью торговых) подходила к Египту. Его боевой флот угнали к Цезарю легаты-изменники, в том числе Кассий. Гней совсем пал духом, и даже новая жена Корнелия и ее сын Секст, которых взяли на борт на острове Лесбос, не подняли настроение. Один из сенаторов назвал Помпея, совсем недавно мнившего себя вершителем судеб Римской республики, ничтожеством. Череда ошибок принудила ступить на стезю погибели. Возможно, его, ослепленного тщеславием, ждет крах, а возможно, не все еще потеряно. Римские солдаты, которых Габиний оставил в Египте, пока там, ждут его приказов, царь-мальчик Птолемей обязан ему троном, богатства Египта безграничны, флот этой страны не уступает римскому. «И золотое кольцо дракона все еще у меня. Да, все складывается! Нельзя падать духом!» – решил Помпей. Сняв с пальца драконий перстень, любимый талисман, он повертел его на ярком солнце, внимательно рассматривая. Камень горел кроваво-красным пламенем. На внутренней стороне кольца вдруг различил надпись: «Слава и забвение: всему свой срок».

– Забвение великому человеку не грозит, – вслух сказал он.

– Что, дорогой? – не поняла Корнелия.

– Творишь добро всю жизнь, а люди запоминают лишь ошибки, грязь и неудачи.

– Мнимые друзья – приспособленцы, на сердце у них лишь ревность, соперничество и зависть! – Корнелия нежно поцеловала мужа. – Будь сильным, думай о хорошем!..

Они оба смотрели на приближающийся берег, вселяя в свои сердца надежду. Письма Птолемею XIII и командиру римских войск в Египте были отправлены заранее. Ответ был положительным, и теперь корабли Помпея шли в Пелузий, город-крепость в дельте Нила на берегу Средиземного моря, где юный фараон готовил войска к сражению с Клеопатрой, навербовавшей наемников – арабов и набатеев.

– Не нравится мне все это, – произнес эдил Фавоний, ученый, бесконечно преданный Помпею. – Похоже, в этом году нам не видать тускульских фиг.

В Тускуле, городе недалеко от Рима, стояли виллы богачей. «Отказаться в этом году от тускульских фиг» означало оставить надежды о скором возвращении в Рим. На берегу выстраивалось большое египетское войско. Помпей взглянул на камень драконьего перстня. Тот переливался разноцветьем: от серебристо-серого до фиолетово-синего.

– Гней, – снова заговорил Фавоний, перехватив взгляд патрона, – мы могли бы уйти к берегам провинции Африка75 или просить помощи у царя Армении Артавазда; заключить, на худой конец, союз с парфянами или, как Цицерон, отказаться от борьбы и вернуться в Италию.

– Фавоний! – Гней грустно взглянул на товарища. – Судьба, прощая злодейства и оправдывая неудачи, все равно ведет всех в бездну.

Помпей вдруг осознал, что его величие призрачно: «Меня так долго называли великим, что я сам в это поверил; но, похоже, история изобразит меня неудачником, вознесшим Цезаря на вершину власти».

– Гней, – Фавоний сурово смотрел ему в глаза, – демон направляет тебя по этому гибельному пути. – Его взгляд вновь упал на драконий перстень.

Камень перстня был черным.

Военный министр Египта Ахилла (одетый по случаю важного события в торжественные одежды, в платке немес с красными и белыми полосами, с пасмурным лицом), а также два угрюмых центуриона в кольчужных рубахах, шлемах с гребнем, красных плащах и с мечами на поясе спешили навстречу флагманскому кораблю на украшенной белыми лилиями лодке с несколькими рабами на веслах. Подплыв к судну, Ахилла встал, поклонился, приложив руку к сердцу, и выкрикнул:

– Император Помпей Великий! Царь Египта ждет тебя для торжественной встречи! Прошу пересесть в мою лодку! Море здесь мелкое,