Драконий перстень - Георгий Григорьянц Страница 99

Спасаться бегством было поздно и унизительно. Поколебавшись с минуту и набросив поверх доспехов воинский плащ пурпурного цвета, Помпей, поцеловав побледневшую Корнелию и бросив прощальный взгляд на сына, бессознательно процитировал слова Софокла:

– Кто отправляется к тирану, становится его рабом.

Опираясь на руку Ахилла, перешел в лодку. Вслед за ним последовал Фавоний. Лодка поплыла к берегу. Корнелия с беспокойством провожала глазами мужа. Помпей, взглянув на римского центуриона на корме лодки, произнес:

– А ведь ты служил когда-то под моим началом?

В ответ тот лишь кивнул головой. Отвернувшись, военачальник достал маленький свиток с написанной по-гречески приветственной речью, которую собирался произнести перед Птолемеем, и стал читать. Лодка остановилась, уткнувшись носом в песок. К ней уже шел молодой фараон, царедворцы Потин и Теодат. Помпей поднялся со скамьи, и в ту же минуту центурион вонзил ему меч в спину. Фавоний вскрикнул, схватился за меч, но второй центурион уже приставил свой гладиус к горлу эдила. Смертельный удар в сердце Помпея нанес мечом Ахилла. Полководец с глухим стоном рухнул к ногам убийц.

Корнелия, наблюдавшая с борта корабля эту жуткую сцену, с душераздирающим воплем упала в обморок. Сын Секст истошно закричал: «Измена!». Капитан римского судна, увидев выходящую из-за скал египетскую эскадру боевых кораблей с гребцами, парусом и лучниками, развернул корабль и направил в открытое море. За ним поспешно удалились остальные суда.

На берегу мальчик-фараон с ужасом смотрел на окровавленное тело Помпея в доспехах и пурпурном плаще.

– Подобный финал рано или поздно был неизбежен, – сказал Потин.

– Помощь Помпею поставила бы под угрозу независимость Египта, – произнес Теодат.

– Теперь у Цезаря не будет предлога для вторжения, – заметил Ахилла.

Юный фараон, испуганный и бледный, закричал:

– Мне не простят этого злодеяния никогда!! Клеопатра заслужила бы благосклонность Цезаря другим путем!

– Молчи, она старше тебя и умнее! – цыкнул Потин.

Глава 36

Через несколько дней после вероломного убийства римского полководца в бухту Александрии вошли корабли Цезаря, гнавшиеся за Помпеем. На тридцати боевых суднах перевозился лишь один легион. Но этот легион – самая мобильная боевая единица Цезаря. Первым из военачальников он стал присваивать номера и эмблемы легионам. VI железный легион имел эмблему «Бык и капитолийская волчица».

Цезарь стоял на палубе большой квинквиремы с тремя рядами весел и смотрел на гигантское сооружение – Александрийский маяк, – а ветер трепал его волосы, которые раб-парикмахер обычно искусно укладывал, чтобы скрыть лысину. Худое, но энергичное лицо человека, привыкшего повелевать, высокий морщинистый лоб, впалые щеки, маленькие, но умные и живые глаза и отстраненность во взгляде говорили о наличии духа победителя. А еще в его характере многие подмечали ненасытное тщеславие, безмерный эгоизм и неприкрытую иронию.

Навязчивые мысли тешили самолюбие: «Я добьюсь признания, но не как пожизненный диктатор, а благодаря своей энергии и способностям. Армия меня поддержит! Каждый солдат после войны получит две тысячи сестерциев и землю, каждый римский гражданин – триста сестерциев и прощение долгов. Мой след в истории? Я сам буду творить историю! Для достижения целей потребуются воля, хитрость и жестокость… Жестокость? Нет, мне больше подойдут снисходительность, милосердие и сострадание, чтобы казаться людям мудрым и добрым. Массам, которых нужно направлять в правильное русло, это понравится. Сенат заставлю себя уважать и, наконец, стану консулом76 Рима!».

Цезарь также мечтал получить право чеканить монету со своим изображением. Опустошив для этого храмы Галлии, привез в Рим предостаточно золота и серебра. Но монеты – дело второе. Сейчас инстинкт подсказывал, что гражданская война будет закончена, как только пленят Помпея.

От пристани отчалила большая египетская лодка, украшенная цветами лотоса, и направилась к кораблю. На борт флагмана поднялся Теодат, толстый начальник дворца в белой длинной тунике и платке немес с зелеными и белыми полосами. Приветливый, радушный, совсем не кичливый, он приложил руку к сердцу и почтительно поклонился Цезарю:

– Император и победитель, великодушный и благородный Цезарь! Приветствую тебя на земле Египта. Пусть боги даруют тебе долголетие и личное благополучие, а Риму – процветание и всевозможные милости! – Обернувшись, дал знак следовавшему за ним рабу с объемистым свертком. – О великий полководец, прими этот дар!

Раб вышел вперед, положил у ног Цезаря сверток и развернул его. На куске льняной ткани лежала забальзамированная голова Помпея. Как живая. Самообладанию Цезаря можно было позавидовать. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и присутствие духа не покинуло ни на мгновение: «Вот тот момент, когда устремления и цели воплотились в жизнь! В конце концов, о величии человека судят только по успеху. Из всех удач эта – самая ценная. Однако… как же непостоянно человеческое величие! Мне не в чем себя упрекнуть. Помпей пал жертвой заговора египетских тиранов, и его внезапная смерть очень огорчает меня».

Все окружение – легаты, префекты и трибуны – решили, что Цезарь впал в ступор. Несколько секунд он стоял в оцепенении. На глазах его вдруг появились слезы, он закрыл лицо руками, и все услышали стон.

– О боги, мой любимый зять!! – взмолился он, подняв руки к небу. Слезы были искренними, так как это были слезы радости. – Бог Аид отомстит трусам и предателям, преждевременно прервавшим жизнь лучшего из римлян. Обещаю отомстить убийцам!..

Теодат попятился назад.

– Ты кто? – строго спросил Цезарь.

– Я Теодат, начальник дворца и воспитатель фараона, и к этому не имею никакого отношения.

– Я хотел даровать всем спасение, а вы, злодеи, убили надежду, замыслили измену, посеяли смерть. Нельзя обижать гостя! О, лучше мне тоже умереть, чем жить с мыслью о гибели Помпея!

Несомненно, этот откровенный спектакль, разыгранный Цезарем, станет известен в Риме. В этом можно было не сомневаться.

– Где тело?

– Тело сожгли на погребальном костре, а прах похоронили. – Лицо Теодата стало белее белого.

– Где родовой перстень убитого? – спросил Цезарь.

Теодат торопливо взял из рук раба два перстня и протянул их полководцу. Перстень-печать «лев и меч» был фамильным в роду Помпеев. Римские патриции такие кольца носили всю жизнь, не снимая. Второй перстень – золотой и массивный, в форме драконьих лап, цепко держащих идеально отшлифованный алый камень карбункул, – приковал внимание Цезаря необыкновенной игрой света: тлеющий огонь сменял цвет горячей крови.

– Камень горит! – восхитился Цезарь. – Великолепный блеск!

Передав перстни секретарю, властно распорядился:

– Голову Помпея предать сожжению в огне ценной древесины, прах похоронить с почестями, на могиле установить статую героя в полный рост!

Развернувшись, усталой походкой и с опечаленным видом пошел на корму оплакивать бывшего союзника.

Смерть Помпея нисколько не помешала Цезарю решать задачи подчинения себе Италии и провинций. Габинию, ставшему его легатом, приказал добить остатки войск Помпея на Балканах, где Габиний и погиб. Кассию (теперь легату) было поручено набрать легионы, переправиться в Африку, вторгнуться в богатейшую Нумидию