Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье (рассказы) Страница 13

Шагая взад и вперед, я поймал себя на том, что постоянно смотрю на ближайшие заросли. События двух последних дней расшатали мою нервную систему, и я каждую минуту со страхом ждал, что, ища меня, над леером появятся смертоносные щупальцы. Однако ют, располагаясь гораздо выше водорослей, чем главная палуба, был сравнительно более безопасным местом; правда, только сравнительно.

Через минуту, когда я бесцельно расхаживал взад и вперед, мой взор упал на остов старинного судна, и тут меня осенило, для чего была возведена та огромная надстройка. Она служила защитой от ужасных существ, обитателей водорослей. Мне пришло в голову, что и я мог бы попробовать построить подобное сооружение, ибо мысль о том, что меня могут в любое мгновение схватить и утащить в илистую трясину, была невыносима. Кроме того, это занятие отвлечет меня и поможет выдержать захлестывавшее меня ужасное чувство одиночества.

Я решил не терять времени зря, и поэтому, поразмыслив о том, с чего бы начать, я отыскал несколько бухт каната и парусов. Затем я спустился на главную палубу и взял ваги от кабестана. Я прикрепил их в вертикальном положении к лееру вокруг юта. Затем я к каждой ваге привязал канат, натянул их, накрыл эту конструкцию парусами и, взяв бечевку и большие иглы, найденные мною в каюте помощника, пришил плотную парусину к канатам.

Не думайте, будто все было сделано в мгновение ока. Лишь через три дня, полных тяжких трудов, я закончил работу на юте. Затем я приступил к возведению защитного сооружения на главной палубе. Это было грандиозное предприятие, и прошло целых две недели, прежде чем я все завершил: мне приходилось постоянно опасаться притаившегося врага. Однажды меня едва не застали врасплох, и только стремительный прыжок спас мне жизнь. В тот день я после пережитого сильного потрясения уже ничем не мог заниматься. Впрочем, на следующее утро я вновь приступил к работе и с тех пор, до самого конца, не подвергался нападению.

После того как работа вчерне была завершена, я решил усовершенствовать конструкцию. Этим я и занялся. Я просмолил паруса, и они приобрели такую прочность, что им даже шторм был бы нипочем. Потом я увеличил количество стоек, натянул новые канаты и — поверх сооружения — еще один слой парусов, щедро полив их смолой.

Так прошел январь и часть февраля. Затем, в последний день месяца, капитан прислал за мной и без околичностей заявил мне, что умирает. Я посмотрел на него, но ничего не ответил, ибо уже давно знал об этом. Он тоже как-то странно поглядел на меня, словно хотел прочитать мои самые потаенные мысли, и не спускал с меня глаз, вероятно, минуты две.

— Мистер Филипс, — наконец произнес он. — Не исключено, что завтра к этому часу я буду мертв. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что моя дочь останется с вами одна?

— Да, капитан Ноулз, — тихо ответил я и стал ждать продолжения.

Несколько секунд он хранил молчание, но по меняющемуся выражению на его лице я видел, что он обдумывает, как лучше сказать о том, что занимало его мысли.

— Вы джентльмен… — наконец начал он.

— Я женюсь на ней, — сказал я, заканчивая за него предложение.

На его лице от изумления показался легкий румянец.

— Вы… вы серьезно все обдумали?

— Я очень серьезно обдумал этот вопрос, — пояснил я.

— Ага, — произнес он, как человек, который все понимает. Затем он некоторое время лежал молча. Мне было ясно, что он отдался во власть воспоминаний. Через минуту он очнулся и заговорил, очевидно, имея в виду мою женитьбу на его дочери.

— Только одно, — ровным голосом проговорил он.

Я наклонился, но он опять замолк. Немного помолчав, он вновь обратился ко мне:

— Вы… вы любите ее?

В его голосе слышалась острая тоска, а в глазах пряталась тревога.

— Она будет моей женой, — просто ответил я, и он кивнул головой.

— Бог странно обошелся с нами, — через минуту, словно обращаясь к себе, пробормотал он.

Неожиданно он велел мне позвать ее.

А потом сочетал нас узами брака.

Спустя три дня он скончался, и мы остались одни.

Первое время моя жена грустила, но постепенно время смягчило ее горе.

Затем, через восемь месяцев после нашей женитьбы, в ее жизни появился новый интерес. Она шепотом сообщила мне о нем, и мы, без жалоб сносившие свое одиночество, теперь с нетерпением ожидали появления нового существа. Оно связало нас и давало надежду на то, что мы, когда постареем, не будем одни. Постареем! Не успел я подумать о старости, как неожиданная мысль, как гром среди ясного неба, поразила меня: ПИЩА! До сих пор я считал себя почти мертвецом и потому заботился лишь о своих самых насущных нуждах, каждый день возникавших у меня. Одиночество этого необъятного Травяного мира стало моим проклятием, притупившим мои способности, и поэтому мною овладела апатия. Однако, после того как я услышал застенчивый шепот жены, все изменилось.

Я сразу же занялся поисками провизии. Среди груза, в основном «общего» характера, я обнаружил консервы, которые я осторожно сложил на одной стороне. В поисках провизии я облазил все судно. На это у меня ушло почти полгода, и после завершения этого нелегкого труда я, произведя на бумаге ряд вычислений, пришел к выводу, что припасов нам троим хватит лет на пятнадцать-семнадцать. Точнее я подсчитать не мог, поскольку не знал, сколько еды требуется растущему ребенку. Впрочем, продуктов в любом случае хватит только на семнадцать лет. Семнадцать лет! А потом…

Насчет воды я не беспокоюсь; я соединил брезентовой трубой большой парусиновый бочонок с резервуаром, и после каждого дождя беру оттуда воду, которая никак не кончается.

Ребенок родился почти пять месяцев назад. Это красивая маленькая девочка, а ее мама кажется на седьмом небе от счастья. Я тоже мог бы быть счастлив, как и они, если бы не мысль о том, что случится через семнадцать лет. Правда, мы, возможно, к тому времени давно уже будем мертвы, но если нет, то наша девочка превратится в подростка — а в этом возрасте вечно хочется есть.

Если бы кто-нибудь из нас умер — но нет! Многое может произойти за эти семнадцать лет. Я подожду.

Придуманный мною способ отправки этого послания, коему скопления водорослей не станут непреодолимым препятствием, скорее всего увенчается успехом. Я сконструировал небольшой воздушный шар и прикрепил к нему небольшой бочонок, куда поместил это письмо. Ветер быстро унесет его отсюда.

Если оно когда-нибудь попадет в руки цивилизованных людей, то они увидят, что отправлено оно…» (Далее следовал адрес, который почему-то почти весь смыло. Затем следовала подпись автора). «Артур Самуэль Филипс».