Петр Северов - Подвиг Невельского Страница 2

— Их императорское величество изволили выразиться: «…Для чего нам эта река, когда положительно уже доказано, что входить в её устье могут только одни лодки».

Теперь Нессельроде открыто торжествовал: он смотрел в лицо Невельскому выпученными, водянистыми глазами и смеялся.

— Все мои помыслы и заботы, — сказал Невельской, — лишь о славе и могуществе отчизны.

И снова, казалось, граф не расслышал.

— Мой долг напомнить вам, капитан-лейтенант, что малейшая вольность, если таковую вы допустите в плавании, так-то: самовольный поход к устью Амура, будет наказана со всей строгостью. Мы твёрдо решили отказаться от реки Амур, пусть ею владеет кто хочет, и на этом закончен разговор…

Невельской вышел из кабинета и медленно спустился по мраморной лестнице. То, за чем он шёл с такой надеждой, рушилось навсегда. Тупой, чванливый чужеземец встал на его пути. Граф Нессельроде не интересуется Амуром. Больше того, он запрещает исследовать великую реку. А эти угрозы?.. Что они означают?.. Конечно, разжалование в матросы и, может быть, ссылка…

Медленно шагая по набережной Невы, Невельской как будто слышал позади себя голос министра: «…вольность… будет наказана со всей строгостью». Да, с Нессельроде нельзя бороться. Одно его слово и — сгублена вся жизнь. Нессельроде всесилен. Он — советник царя. Пришлый чужеземец, всеми неправдами пробравшийся к власти, разве жил он, тревожился будущим России?.. Но Россия, родина, могучий, великий и славный народ когда-нибудь с презрением вычеркнет со страниц своей истории имя этого сановного проходимца. Врёшь, Нессельроде! Извечно русская река — Амур — нужна России! Русские удалые люди эту реку открыли и никому её не отдадут.

Трудно бороться с Нессельроде. Но родина выше всех сановников и всей дворцовой знати. Нет, Невельской не отступит. Пусть ждут его любые наказания, все равно он пойдёт и к Сахалину, и на Амур!..

Нужно только выиграть время. Как это сделать? Есть единственный выход: ускорить рейс.

Если бы ему, Невельскому, удалось добраться до Камчатки за девять, за десять месяцев, в его распоряжении осталось бы все лето, самая золотая пора. Думать о плавании в бурном неизведанном море поздней осенью или зимой, конечно, не приходилось.

Но для того, чтобы выиграть драгоценное время, нужно быть уверенным в команде и в корабле.

Ещё и ещё раз Невельской выверяет тщательно отобранную им самим команду. Испытанные моряки-балтийцы бесстрашно карабкаются по реям, молниеносно ставят и убирают паруса. В этой бравой команде капитан вполне уверен. Такие матросы в трудную минуту не подведут.

А корабль… Не случайно же Невельской приезжал на верфи, пристально осматривал каждую скрепу этого корабля! Стройный двухмачтовый транспорт «Байкал» недаром привлекал внимание кронштадтцев. Был он словно выточен из единого куска прочнейшего материала, и знатоки, осматривавшие корабль, говорили уверенно:

— Этому шторм не страшен…

В конце августа 1848 года матросы закрыли доверху наполненные трюмы «Байкала», и транспорт вышел в далёкий путь.

Морская дорога до Копенгагена, затем Северным морем, к Английскому каналу, Невельскому была хорошо знакома. Ещё мичманом он не раз совершал походы в различные европейские порты. Но и в неизведанных просторах океана капитан Невельской чувствовал себя так же уверенно, как на родной Балтике. Даже жестокие штормы у мыса Горн, которого неспроста страшились многие моряки, нисколько не поколебали неизменно бодрого настроения капитана: он уже произвёл расчёты и был уверен, что желанное время, необходимое для задуманных исследований ему удастся обеспечить в пути.

Ни офицеры, ни матросы «Байкала» не знали о планах своего капитана. До последней минуты, пока не будет сдан груз, он решил сохранить свою заветную мечту в тайне.

После долгих дней и ночей из синей пучины медленно выплыли стройные пальмы Гавайских островов. Торжественная встреча ждала здесь путешественников.

Как только отгремели якорные канаты, к борту «Байкала» причалила большая, ярко раскрашенная лодка. Посланцы короля Гавайских островов Камехамеха радостно поздравляли русских моряков со счастливым плаванием и приглашали во дворец.

На Гавайях хорошо помнили первых русских поселенцев по именам. Ещё в 1815 году русский мореход, первый главный правитель русских поселений в Америке Баранов закрепил за Россией эти далёкие земли. Не с оружием, не с угрозой, — с разными товарами, с плугами и зерном пришли русские поселенцы к островитянам. Это были первые белые люди с большого материка, пришедшие не грабить, не убивать, а вместе трудиться.

Тогда и возникла дружба между русскими и гавайцами, прочная трудовая дружба, память о которой долго хранилась на островах. А позже на Гавайях появились вооружённые до зубов американцы… Но островитяне помнили мирных русских поселенцев. Реки островов, заливы, мысы ещё носили русские названия. И среди гавайцев оказалось много Петровых, Павловых, Ивановых… От отцов к детям и внукам передавались русские фамилии и имена.

Торжественно встретил король Камехамеха русских моряков. Играли оркестры, сыпались цветы, огромные столы были полны угощения.

Прощаясь с Невельским, король сказал:

— Передайте вашей великой родине, что здесь, на Гавайях, помнят и любят сердечных и мужественных русских людей…

Не хотелось морякам «Байкала» так скоро расставаться с гостеприимными островитянами, но капитан торопил отход… У Невельского были свои расчёты: во что бы то ни стало выиграть время. Несмотря на противные ветры, на шквалы и штормы, срывавшие паруса, на тропический зной, от которого корпус корабля рассыхался так, что приходилось все время конопатить щели, «Байкал» уже намного обогнал предписанные сроки рейса. В мае 1849 года он прибыл в Петропавловск на Камчатке.

Казалось бы, уж теперь команда сможет отдохнуть. Но капитан скомандовал:

— Все на разгрузку! — И сам принялся открывать трюм.

Матросы и грузчики работали дни и ночи: в такие краткие сроки ещё ни один корабль не сдавал здесь груза. Когда последний тюк был свезён на берег, Невельской сказал:

— Все посторонние должны покинуть судно. У трапа поставить вахтенного и никого на корабль не пускать.

Эти распоряжения капитана немало озадачили офицера. Спрашивать у Геннадия Ивановича о причинах такой таинственности никто из них, однако, не решился — к исполнению службы капитан был строг и праздных вопросов не терпел. Впрочем, разгадка была, как видно, близка: капитан приказал собрать весь экипаж.

Матросы и офицеры выстроились на палубе, и Невельской, одетый в парадную форму, неторопливо спустился к ним по узкому крутому трапу. Он был заметно взволнован. При первом слове благодарности дружной команде за отличный переход голос его дрогнул. Матросы грянули «ура», а старший офицер выступил вперёд и сказал: