Альберто Васкес-Фигероа - Марадентро Страница 21

Себастьян слегка кивнул в знак согласия, задержал взгляд на матери, подмигнул сестре и, глубоко вдохнув, чтобы набрать в грудь воздуха, наклонился и нырнул, почти тут же исчезнув в темной воде.

Никто не проронил ни слова, пока он находился под водой; большинству присутствующих это время показалось вечностью. Себастьян был замечательным ныряльщиком: он легко мог провести под водой полторы минуты, не поднимаясь на поверхность за новой порцией воздуха.

Когда он появился снова, кое-кто из старателей захлопал в ладоши, раздались даже крики воодушевления, которые сменились возгласами удивления, когда зрители увидели, что молодому человеку понадобилось всего мгновение, чтобы отдышаться и опять нырнуть в воду.

Во время третьей попытки он подал брату знак, и тот, расставив ноги, согнулся и без труда поднял из воды тяжелое ведро с грунтом.

– Черт! – пробормотал Салустьяно Барранкас, наблюдая, как материал с потоками воды вываливается в суруку Золтана Карраса. – Парни знают, что делают!

В полной тишине большинство искателей, вытянув шеи и пытаясь разглядеть с берега, что за камни оказались в решете, замерли в ожидании, и, так как венгр все не приступал к промыванию, рослый рыжеволосый негр крикнул:

– В чем дело, «мусью»? Ты что, весь день будешь ждать? Есть добыча или нет?

– Узнаешь в воскресенье, Бачако, – прозвучало в ответ. – А если не терпится узнать раньше, вот тебе река – ныряй!

Ответ венгра словно положил конец всеобщему ожиданию, и старатели вернулись на свои участки, восхищаясь способностью легких тощего жилистого «островитянина», совершившего погружение, которое на их памяти в Гвиане могли осуществить только неповоротливые водолазы в страшно тяжелых костюмах.

– Его сожрут самурята[39], – единодушно решили присутствующие. – Стоит ему забыть об осторожности, они налетят тучей и в два счета его проглотят.

– Ты видел хоть одного? – поинтересовался венгр, как только Себастьян вылез из воды и уселся на плот, вытираясь полотенцем, которое подала ему Айза.

– Там, внизу, не увидишь даже собственного носа, – ответил тот. – Ведро нахожу ощупью, но не волнуйтесь: как только замечу их поблизости, сразу поднимусь.

– Я по-прежнему думаю, что это безумие, – вступила в разговор Аурелия. – Ты рискуешь жизнью, а, по сути, ради чего? – Она показала на суруку: – Все то же самое, что и на берегу.

Золтан Каррас отрицательно покачал головой:

– Я еще не просмотрел, что тут, но у меня такое впечатление, что материал хороший. Очень хороший. Айза была права, и здесь есть «добыча». – Краем ладони он разровнял грунт по металлической сетке и ткнул пальцем в четыре или пять камней сероватого цвета. – Или я ничего не смыслю в этом деле, – добавил он, – или скоро мы вытащим камушки в шесть или семь карат. – Он прищелкнул языком в знак восхищения. – И не один или два. Много!

– Я снова ныряю?

– Не горячись. Пусть самурята, приплывшие узнать, в чем дело, потеряют интерес. Не забудь, терпение – это главное достоинство старателя. Здесь спешка всегда оборачивается неудачей.

Вечером, после тяжелого рабочего дня, во время которого Себастьян совершил три погружения, а Асдрубаль – два, венгр удостоверился в том, что в окрестностях хижины нет посторонних, и, вынув из кармана рубашки длинный пенетро, высыпал его содержимое на латунную тарелку, давая семейству Марадентро возможность полюбоваться плодами их трудов: шестью кристалликами размером с фасолину и седьмым, значительно более крупным.

– Вот эти хороши для огранки, – сказал он. – Другие годятся только для промышленного использования, но вместе будут стоить почти две тысячи боливаров. – Было заметно, что венгр доволен результатом. – Неплохо! – добавил он. – Неплохо для одного дня работы. Если повезет, совсем скоро в суруке окажутся действительно приличные камушки. – Он повернулся к Айзе: – Можешь поблагодарить индейца.

– Кого? – тут же встрепенулась Аурелия.

Золтан Каррас, вероятно, смекнул, что проговорился, и попытался перевести разговор на другую тему.

– Да это мы так шутим! – сказал он. – Сейчас важно держать рот на замке, потому что, стоит кому-то проведать, что на дне есть «добыча», за ней ринутся другие безумцы, а если начнется массовое бултыхание, карибы налетят как мухи. – Он заткнул трубочку и протянул ее Себастьяну. – Спрячь ее у себя! – предложил он. – В конце концов, вы это заслужили.

Тот взмахом руки отклонил предложение.

– Пусть лучше они останутся у вас, – пояснил он. – Мы же компаньоны.

Венгр заколебался, но затем пожал плечами.

– Как хочешь! – согласился он. – А сейчас пойду-ка на покой. Завтра у нас будет тяжелый день.

Он отправился к своему гамаку под навесом из пальмовых листьев, который едва укрывал его от непрошеных ночных ливней, и стоило ему исчезнуть в темноте, как Аурелия повернулась к дочери и поинтересовалась:

– Что это еще за индеец?

– Так, один…

– Мертвый? – Дочь кивнула, и она с досадой спросила: – Почему ты мне об этом не сказала?

– Зачем?

Мать ткнула пальцем в темноту:

– Ему-то ведь сказала. – В ее голосе слышался упрек. – Почему ему можно знать, а нам – нет?

– Потому что мне надо было убедить его остаться. – Айза помолчала. – Что толку, если ты будешь нервничать, зная, что они вернулись?

– Я догадывалась. Достаточно увидеть, как ты спишь. – Она подошла и нежно погладила дочь по волосам. – Но я думала, что это все те же. Что это за индеец?

– Гуайка. Его зовут Ксанан, и он хочет отвести меня к своему племени.

– Что-то мне это не нравится.

– Почему?

Аурелия Пердомо замялась: было ясно, что она пытается найти объяснение своему недоверию.

– Не знаю, не нравится, и все тут. До сих пор мы никогда не прибегали к помощи мертвецов. Иногда, правда, они предупреждали нас об опасности, но чтобы указывать, где находятся алмазы, – это уже ни в какие ворота не лезет.

– Я его не использую, – уточнила дочь. – Он сообщил мне об этом по собственной воле, и мне показалось, что глупо, если ребята будут и дальше напрасно гробить себя работой. – Она подняла голову и посмотрела матери в глаза: – Считаешь, я плохо поступила? – Затем повернулась к братьям – те стояли молча – и повторила: – Я плохо поступила?

– Только ты можешь решить, что хорошо, а что плохо, – ответил Себастьян. – Остальные не должны выражать свое мнение, потому что, если нам что-то известно, мы знаем это с твоих слов. – Затем обратился к матери: – Тебе незачем просить ее рассказать то, что она не хочет. Не годится следить за каждым ее шагом. Она имеет право на свою жизнь.

– Я лишь пытаюсь ей помочь, – оправдывалась Аурелия.

– Иногда лучше не помогать, – напомнил ей сын. – Когда она исчезла из «Кунагуаро», я тебе говорил, что мы должны дать ей возможность самой защищаться, и оказался прав. Мы столько лет ее охраняли, а на самом деле она сильнее всех нас. – Казалось, речь стоила ему огромного усилия, но все-таки он справился. – Возможно, если бы в тот вечер в Плайа-Бланка Асдрубаль не оказался поблизости, Айза сумела бы выйти из положения без его помощи.

– Это несправедливо! – возмутилась мать. – Несправедливо прежде всего по отношению к твоему брату.

– Я не виню Асдрубаля, потому что он поступил так, как должен был поступить, и я бы сделал то же самое. – Чувствовалось, что Себастьян уверен в том, что говорит. – Однако, если бы кому-нибудь из нас пришлось пережить половину того, что пришлось пережить Айзе, он был бы уже в психушке, и, тем не менее, мы возомнили, что опекаем ее, хотя в действительности она уже давно опекает нас.

– Она маленькая, – возразила Аурелия.

– Мама! – в свою очередь запротестовал сын. – Айза никогда не была маленькой. Еще когда под стол пешком ходила, она была намного старше даже дедушки. Сейчас ей восемнадцать, но она словно прожила тысячу лет. Оставь ее в покое! Перестань следить за каждым ее шагом, пусть это она решает, что нам следует и чего не следует делать. Я, со своей стороны, готов с этим смириться.

– Не нравится мне, как ты разговариваешь.

– Когда-то я должен был это сделать, потому что уже давно над этим размышляю. Всякий раз, когда я принимаю решение, которое затрагивает нас всех, я испытываю страх, потому что для меня это слишком большая ответственность.

– Я не хочу ответственности.

Себастьян повернулся к сестре, которая до этого момента не принимала участия в разговоре, и сказал:

– Ну, так придется ее принять. В конце концов, ты единственная, кто представляет себе, что происходит. Мы, остальные, блуждаем в потемках.

– А я нет?

– Не так, как мы. Что мне известно об этом индейце? Я никогда его не видел, и мне не представится случай его увидеть, однако ты хочешь, чтобы я продолжал принимать решения. Нет уж! – с досадой заключил он. – Не хочу снова нырять в реку, кишащую пираньями, если только ты мне не скажешь, что я должен это сделать.