К востоку от Малакки (СИ) - Реган Ричард Страница 30

Но внезапно все изменилось.

Я спал плохо, ворочаясь и просыпаясь в душной каюте, когда меня разбудил Лотер с докладом, что ему пришлось сбавить обороты винта.

Небольшой электрический вентилятор не мог разогнать спертый, душный воздух, который превратил каюту в парилку. Я откинул влажную простыню и голым потопал в душевую. Ополоснувшись тепловатой водой из крана холодной, я почувствовал некоторое облегчение. Ко времени когда я оделся, по моей груди опять побежали капли пота, и, достигнув мостика, я мог выжимать рубашку. В воздухе не было ни малейшего дуновения, поверхность воды казалась вязкой, маслянистой; висевшие над головой звезды были неестественно крупными, и казалось, что их можно было достать рукой. Шедшая с северо-востока зыбь слегка покачивала "Ориентал Венчур", а взгляду за корму открывался вид на буйно фосфоресцирующий кильватерный след.

— Второй механик докладывает, что из-за повышения температуры забортной воды появились проблемы с перегревом машины, — доложил Лотер, как только я вошел в штурманскую рубку. — Температура на входе 110 градусов[23]. Я приказал сбавить обороты.

Я кивком подтвердил согласие, и мы склонились над картой, где на четыре утра Гриффитом было нанесено счислимое место[24]. Побережье Лусона лежало в ста милях западнее, и при нашем нынешнем курсе норд-вест мы сблизимся с ним сегодня же. До траверза мыса Энганьо осталось пройти 90 миль, после полудня мы подойдем к нему, точно определим место судна и ляжем на курс вест к Гонконгу. 

Восточная часть небосвода посветлела. Я вышел на крыло, закурил и стал наблюдать, как Лотер работает с секстаном. Обычно в жаркий день здесь было приятно отдохнуть, наслаждаясь легким ветерком, возникающим от хода судна. Но этим утром душная, знойная атмосфера как бы окутывала нас горячим влажным одеялом. Над гладкой поверхностью воды стелился тонкий слой мглы, и горизонт виделся не четкой линией, разграничивающей темное море и светлеющее небо, а неясной, расплывчатой полоской. И хотя небо было усыпано множеством звезд, Лотеру будет трудно точно измерить высоты светил.

Пока он считал линии положения, я пошел проверить барограф — барометр, снабженный рычагом, на конце которого крепилось перо. Это перо прижималось к разграфленной бумажной ленте, надетой на барабан, который вращался и делал полный оборот за семь суток. Таким образом получалась кривая, постоянно отображающая изменение атмосферного давления. В тропиках обычно наблюдаются регулярные суточные вариации давления, с минимумом в жаркие дневные часы и максимумом в относительно прохладные ночные. Если в предыдущие дни кривая суточного хода носила знакомый регулярный характер, то теперь плавная синусоида сменилась скачкообразным понижением. Вероятно, это предвещало ухудшение погоды, и я стал прикидывать, насколько близко к нам оно может быть. Тут появился Да Сильва с кофейником и двумя чашками на подносе.

Старый пират каким-то внутренним чутьем узнал, что я поднялся на мостик — кофе был горячим, крепким и как нельзя кстати, несмотря на царившую в штурманской рубке атмосферу турецкой бани. Не знаю, почему я все время представлял Да Сильву пиратом. Вероятно, черная повязка на глазу наталкивала на эту мысль. Ходили слухи, что он потерял глаз в драке на ножах из-за женщины в Читтагонге. Я не очень-то верил в это, потому что Да Сильва был католиком с Гоа, а бенгальский порт Читтагонг был населен преимущественно мусульманами. Да и о любви речи не шло, а самого Да Сильву с его огромным крючковатым носом, глубокими морщинами и седыми, похожими на проволоку, волосами было трудно представить объектом чьего-нибудь обожания — кроме его матери, возможно. Также я никогда не видел, чтобы он носил нож или выходил из себя, хотя можно было услышать, как он ругался вполголоса на смеси португальского и хинди, если обращенное к нему требование выходило, по его мнению, за рамки приемлемого. Но порой суровый блеск оставшегося глаза и крадущаяся, кошачья походка намекали на неукрощенные страсти, бушующие в недрах его покрытой белой курткой груди.

К моменту, когда Лотер завершил свои вычисления, над горизонтом показался краешек солнца. Обсервованное место (если измерения были точными) оказалось на несколько миль к западу от счислимого, и Лотер, быстро вычислив поправку на снос, дал команду рулевому изменить курс на полрумба правее. Я кивком подтвердил свое согласие.

Выйдя из штурманской, я поразился, как быстро за последние полчаса усилилась зыбь, набегавшая правильными рядами с северо-востока — высота волн достигала восемнадцати футов. "Ориентал Венчур" шел лагом к волне, и бортовая качка усиливалась, но пока не была чрезмерной. Привычная голубизна неба приобрела оттенок цвета меди, а солнце изменило свое золотое сияние на красноватое, и вокруг него образовалось размытое гало. Ветра не было, но взволнованная гладь воды вздымалась и блестела как тусклая ртуть.

Вернувшись в штурманскую, я без удивления увидел, что барометр продолжал падать. Однако меня удивила скорость его падения. Сопоставляя это падение и направление крупной зыби, можно с уверенностью сказать, что мы наблюдаем отголоски жестокого шторма где-то на просторах океана, который, как я надеялся, не двигался в нашу сторону. Я дал команду Лотеру следить за изменениями и пошел вниз в каюту, где Да Сильва накрыл завтрак из тостов и остатков бекона.

Я снова поднялся на мостик к смене вахт в восемь утра и проверил барограф. Погодные условия внушали тревогу: давление продолжало стремительно падать, и хотя ветра так и не было, зыбь принимала угрожающие размеры. Ряды крупных высоких валов накатывались от норд-оста, раскачивая "Ориент Венчур", разбиваясь о его борта и заливая бело-зеленой водой его палубы. Гнетуще жаркий и влажный воздух был труден для дыхания.    

— Похоже, мерзкая погода надвигается, — сказал я Лотеру, ожидавшему передачи вахты Мак-Грату.

— Судя по зыби и падению барометра, севернее нас бушует тайфун, — ответил Лотер, озвучивая вывод, к которому я уже пришел.

Открылась дверь из штурманской, и появился Мак-Грат.

— С утречком, третий, — приветствовал я его. — По всем признакам на нас надвигается скверная погода. Мы приближаемся к Лусону, так что пространства для маневра не очень. Доложите мне, как только поднимется ветер — он даст нам понять направление движения тайфуна.

— Понятно, сэр, — ответил Мак-Грат и пошел посмотреть на карту.

Я уже проверил точку, поставленную Лотером на восемь ноль-ноль, и измерил расстояние до мыса Энганьо — чуть больше семидесяти миль. Семь часов нормального хода, но при такой качке и уменьшенных оборотов винта мы давали не более семи-восьми узлов. Восточный берег Лусона был пока в восьмидесяти милях, но при нашем курсе становился все ближе. Я вспомнил, каково это было на паруснике, влекомом в сторону подветренного берега. Стараясь держать возможно большее количество парусов, борясь за каждый кабельтов дрейфа, молясь о перемене направления ветра или течения... С пароходом в теории дела обстояли по другому, если не подводит машина, но было немало случаев с судами, которые пытались противостоять урагану и оказывались выброшенными на берег как какой-нибудь плавник. Я поежился, невзирая на жару.

В ходовой рубке сменили рулевого. Удержание на курсе стало тяжелой работой, и он был весь в поту не только от жары, но и от усилий, прикладываемых к борьбе с возрастающим волнением.

Я отправил Лотера, сдавшего вахту, вниз позавтракать и заняться подготовкой судна к штормовым условиям. Коль нам уж не избежать тайфуна, надо быть во всеоружии: протянуть штормовые леера, снять дефлекторы палубных вентиляторов и заглушить их отверстия, проверить люковые закрытия трюмов и подклинить прижимные шины как можно плотнее, задраить глухие крышки иллюминаторов, дополнительно раскрепить шлюпки и грузовые стрелы.