Джеймс Купер - Лоцман Страница 41

— Он льнет к ветру, сэр, словно к любимой девушке, — ответил Том, — но скоро ему придется ослабить свои объятия. Если он сам этого не сделает, мы заставим его оказаться у нас с подветра.

— Держать полнее! — суровым голосом крикнул командир. — Дадим шхуне идти быстрее. Этот молодец легок на ходу, Длинный Том, но держать так круто к ветру, как мы, ему не под силу. Впрочем, если он и дальше будет идти таким же манером, нам не догнать его до наступления ночи.

— Да, сэр, — подтвердил рулевой, — у этих тендеров уйма парусов, хотя с виду кажется, что их немного. Гафель у него почти одной длины с гиком, поэтому и грот такой широкий. Однако нетрудно будет срезать у него со снастей часть парусины, и тогда уж ему придется убавить ходу и увалиться под ветер.

— Мне кажется, твое предложение разумно, Том, — сказал Барнстейбл, — тем более что меня беспокоит судьба людей с фрегата. Правда, такое шумное преследование мне не очень по душе, но что поделать! Скажи-ка ему теплое словечко, Том, — посмотрим, ответит ли он нам!

— Есть, сэр! — воскликнул рулевой, наклоняясь так, что голова его очутилась наравне с пушкой, которой он ведал.

Отдав нужные приказания и выполнив требуемые манипуляции для наведения пушки на тендер, он сам быстро поднес к затравке огонь. Из дула вырвался огромный клуб белого дыма, а за ним — язык пламени. Ветер тотчас же подхватил белое облако, которое, поднимаясь над водой, становилось все шире, окутал им мачту шхуны и унес его в подветренную сторону, где оно вскоре растворилось в легкой мгле, гонимой свежим бризом.

Хотя с утесов за этим прекрасным зрелищем следило немало любопытных глаз, для экипажа «Ариэля» в нем не было ничего нового. Здесь каждый хотел лишь увидеть, насколько пострадал от выстрела неприятель. Барнстейбл с легкостью вскочил на одну из пушек и напряженно ждал того мгновения, когда ядро достигнет цели, а Длинный Том с той же целью отклонился от полосы дыма и, держась одной рукой за пушку, носившую его имя, другой рукой оперся о палубу и стал глядеть в орудийный порт. Огромное тело его при этом приняло такое положение, которое мало кто мог бы повторить за ним.

— Вон щепки уже полетели! — закричал Барнстейбл. — Браво, мистер Коффин! Ты еще никогда так верно не посылал чугун под ребра англичанину! Нука, угости его еще разок! Если это ему нравится, мы сыграем с ним партию в кегли.

— Есть, сэр! — отозвался рулевой, который, как только убедился в успешности своего выстрела, начал перезаряжать орудие. — Еще полчаса — и я обтешу его до нашего размера, а тогда мы сумеем сойтись и начать равный бой.

В эту минуту с тендера донеслась дробь барабана, игравшего сбор, как несколькими минутами раньше это было на «Ариэле».

— А! Ты заставил их вспомнить о пушках! — заметил Барнстейбл. — Теперь они поговорят с нами! Буди их, Том, буди!

— Мы либо разбудим их, либо очень скоро уложим спать навсегда, — сказал неторопливый рулевой, который никому, даже своему командиру, не позволял себя подгонять. — Мои ядра похожи на стаю дельфинов: они всегда идут в кильватере одно за другим. По местам стоять! Развернуть пушку — вот так! Отойди, сейчас будет отдача. Эй ты, наглец, оставь в покое мой гарпун!

Вдруг стало тихо.

— Что там случилось, мистер Коффин? — спросил Барнстейбл. — Не прикусил ли ты себе язык?

— Да тут у шпигатов один юнга забавляется моим гарпуном. А когда гарпун понадобится, его и не сыщешь.

— Оставь мальчишку, Том! Пошли его ко мне, я его живо научу, как себя вести. Ну-ка, отправь англичанам еще пару ядер!

— Я хотел бы, чтобы маленький негодяй подносил мне заряды! — заметил рассерженный старый моряк. — Попрошу, сэр, когда он пойдет мимо вас в крюйт-камеру, дайте ему пару подзатыльников, чтобы проучить обезьяну. Пусть знает, что такое служба на шхуне! Этакая обезьяна с селедочной мордой!.. Зачем трогаешь вещь, которой и в руках держать не умеешь? Если бы твои родители тратили больше денег на твое обучение, был бы ты джентльменом, а так что ты такое?

— Скорей, Том, скорей! — нетерпеливо воскликнул Барнстейбл. — Твой тезка так и не собирается раскрыть глотку?

— Есть, сэр, все готово, — проворчал рулевой. — Пониже немного! Вот так! Чертов бездельник, обезьяна желторылая! Ну-ка, уклон чуть больше. Давай-ка запал поближе… Я его еще не так… Огонь!

Началось настоящее сражение. Ядро, пущенное Томом Коффином, пролетев по тому же направлению, что и первое, уверило неприятеля, что игра становится слишком жаркой и что он не должен молчать. Поэтому в ответ на второй выстрел с «Ариэля» «Быстрый» дал залп всем бортом. Канониры тендера взяли правильный прицел, но пушки его были слишком легки для столь далекого расстояния. И, когда одно-два ядра ударились о борт шхуны и, не причинив ей вреда, упали в воду, рулевой, спокойствие которого постепенно возвращалось к нему, по мере того как разгорался бой, с обычным хладнокровием заметил:

— Это только дружеские приветствия. Англичанин, наверное, думает, что мы ему салютуем!

— Расшевели-ка его, Том! Каждый твой удар поможет ему раскрыть глаза! — воскликнул Барнстейбл, потирая руки от удовольствия, ибо видел, что его усилия сблизиться с противником не будут тщетны.

До сих пор только рулевой и его люди вели бой со стороны «Ариэля», а остальные матросы, поставленные у меньших по калибру и более коротких орудий, пребывали в полном бездействии. Но минут через десять или пятнадцать командир «Быстрого», подавленный результатами первых попаданий в его судно, понял, что он уже не в силах отступить, даже если бы захотел. Тогда он избрал единственный путь, приемлемый для смелого человека: он отважно двинулся вперед, прямо на неприятеля, стараясь в то же время уберечь тендер от поражения огнем. Барнстейбл орлиным взором следил за каждым маневром врага и, когда корабли достаточно сблизились, отдал приказ открыть огонь из всех пушек. Теперь обеими сторонами овладело равное ожесточение, и завязалась жаркая схватка. Залпы следовали так быстро один за другим, что дым, вместо того чтобы сразу уноситься в подветренную сторону, то взвивался белым облаком над «Ариэлем», то стлался по воде в его кильватере, как бы отмечая путь, по которому шхуна шла на еще более яростную смертельную схватку. Возгласы молодых матросов, когда они заряжали смертоносные орудия, звучали все более исступленно, а рулевой делал свое дело молча и умело, как человек, который трудился по призванию. Барнстейбл был необычно сдержан и молчалив, как и подобало командиру, от которого зависела судьба боя, но темные глаза его горели огнем еле сдерживаемого возбуждения.

— Проучим их! — Голос его перекрывал гром пушек. — Забудьте об их снастях, ребята! Бейте ниже, по корпусу!

Английский капитан сражался тоже мужественно. Обстрел с дальней дистанции нанес ему большие потери, в то время как он сам ничем не мог ответить противнику, не располагая дальнобойными пушками. Но теперь он старался искупить первоначальную ошибку в оценке положения. Оба корабля постепенно сходились все ближе и ближе, пока не вошли в общую, созданную канонадой дымовую завесу. Дым ширился, становился все гуще, и вскоре темные корпуса судов полностью скрылись из глаз любопытных и заинтересованных зрителей на скалах. К тяжелым раскатам пушек теперь примешивалась трескотня мушкетов и пистолетов, и сквозь белое облако, окутавшее сражающихся, были видны только похожие на вспышки молнии языки огня. Прошли долгие минуты томительной неизвестности, прежде чем солдаты, с большим волнением следившие за ходом боя, могли понять, чьи знамена осенила победа.

Мы последуем за сражающимися в облако дыма и поведаем читателю о том, как развертывались события.

Огонь «Ариэля» был гораздо более сильным и смертоносным, чем огонь «Быстрого», так как шхуна и пострадала меньше и матросы ее были менее утомлены. Поэтому тендер решился на отчаянную попытку взять шхуну на абордаж. Барнстейбл разгадал это намерение и хорошо понимал, почему командир тендера решился на это средство. Но он не был человеком, способным хладнокровно взвешивать свои преимущества, когда гордость и отвага зовут его на более суровые испытания. Поэтому он сам бросился неприятелю навстречу, и, когда суда сошлись, корма шхуны была притянута к носу тендера объединенными усилиями обеих сторон. Теперь сквозь шум и грохот ясно донесся голос английского командира, призывавшего матросов следовать за ним.

— Вперед! — крикнул в рупор Барнстейбл. — Гоните гостей с кормы!

Это было последнее приказание, которое отважный моряк отдал через рупор, ибо, отбросив его в сторону и схватив шпагу, он бросился к тому месту, где неприятель уже готов был предпринять свою отчаянную попытку. Крики, проклятия и ругательства сражающихся сменили рев пушек, которые теперь стали бесполезны, однако мушкетная и пистолетная стрельба продолжалась.

— Смести их с палубы! — кричал английский командир, появившись на своем фальшборте в окружении десятка самых храбрых матросов. — Загнать мятежных собак в море!