Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути… Страница 93

— Плевали в потолок и пытались разглядеть в плевках пятна Роршаха[98].

— Вот именно.

Ксави остановилась посреди комнаты. Глядя на унылую спину подруги, она попыталась сунуть руки в карманы, но те лишь скользнули по холодному шелку юбки.

— Тьфу! — в сердцах сплюнула Мари и, решительно подойдя к Джоанне, спихнула ее со стула. — Ну-ка, уступи место человеку. Ща мы ее раздраконим!

Она развернула мятый лист бумаги и, безуспешно поискав глазами что-нибудь тяжелое, стянула с ноги туфлю и поставила на край листа. Не обнаружив на столе предмета, хоть отдаленно напоминавшего перо, Ксави повернулась к Джоанне, безучастно наблюдавшей за нею:

— Э, а где стило? Ты что, и впрямь все перья съела?

— Одно осталось, — Джоанна положила искомое перед Мари.

— Да-а! — критически осмотрела его та. — Если бы я час назад не видела своими глазами, как ты встаешь из-за обеденного стола, я бы решила, что тебя неделю не кормили. Ну да ладно, прощаю! — величественным жестом отпустила она грехи Джоанне.

Мари поерзала на стуле, пристально вгляделась в «ленчафт»[99] на правой стене, прикусила губу и на минуту замерла в напряженной позе. Затем она решительно сдвинула брови, обмакнула перо в чернильницу и начала что-то быстро писать.

Джоанна, со снисходительной усмешкой следившая за приготовлениями подруги, высоко подняла брови. Несколько минут она озадаченно смотрела на вдохновенно строчившую Ксави и наконец, не выдержав, перегнулась через ее плечо. Пробежав глазами пару строчек, Джоанна охнула и почти в ужасе спросила:

— Это что?!

— «Смешные жеманницы», — невозмутимо ответила Мари, не отрываясь от работы.

— Это?!!

— А что? По-моему, неплохо. Дословно я, конечно, не вспомнила, но смысл, мне кажется, полностью сохранен. — Ксави с гордостью оглядела свое творение.

— Это ты называешь «сохранен смысл»?! — Джоанна рванула свиток из-под гордо стоящего посреди стола башмака:

«Като. Предлагаю считать сегодняшний день самым отпадным.

Мадлон (Альманзору). Эй, парень, сколько можно тебе долбить одно и то же? Ты что, ослеп? Кресел мало!

Маскариль. Только не падайте от вида виконта: он нынче едва не отбросил коньки, оттого и рожа бледная».

Джоанна уронила свиток и заботливо прижала ладонь ко лбу Ксави.

— Ты уверена, что это Мольер?

— Ну-у, — протянула та. — В общем-то где-то…

— А ну-ка, дай сюда первоисточник! Та-ак…

«Cathos. Cette journée doit être marquée dans notre almanach comme une journée bienheureuse.

Madelon (a Almanzor). Allons, petit garçon, faut-il toujours vous répéter les choses? Voyez-vous pas qu'il faut le surcroit d'un fauteuil?

Mascarille. Ne vous étonnez pas de voir le vicomte de la sorte; il ne fait que sortir d'une maladie qui lui a rendu le visage pâle comme vous le voyez»[100].

— Это как называется?! — взъярилась Джоанна. — Эм Лозинский! Бэ Пастернак!! Тэ Щепкина-Куперник[101]!!!

— Я же сказала, что смысл сохраняю, — защищалась Ксави. — А стиль потом подработаем. Ты же сама говорила, что ты по натуре не Пушкин, а Белинский!

— Так ты что же, на роль Пушкина претендуешь?! — Джоанна неожиданно успокоилась, обошла стол, села на лавку. Сложив по-ученически руки на столе, она положила на них подбородок и с интересом уставилась на Мари: — Ну-ну! Перышко тебе… В руки…

Глава 53

Чтоб они так играли, как они пьют нашу кровь!

Утром в покои Натальи Алексеевны, слегка пошатываясь, вошла Джоанна. Она устало опустилась на лавку и протянула царевне увесистую пачку бумаги.

— Вот. Ксави за вчерашний день натворила, а я всю ночь переводила полет ее мысли на нормальный русский язык. Можно ставить.

— Куда ставить? — удивилась Наталья Алексеевна.

— На сцену.

— А зачем?

Некоторое время собеседницы непонимающе глядели друг на друга.

— Ой! — спохватилась Джоанна. — Я хотела сказать: «Можно представлять».

— А-а! А я-то было подумала… Уж больно вы не по-нашему изъясняетесь.

«Ха! „Не по-нашему“! — подумала Джоанна. — Видела бы ты, матушка, что тут вчера было написано! Решила бы, наверное, что у нас крыша поехала».

— Так что? — поинтересовалась она вслух. — Будем набирать труппу? Ну, комедиантов.

— Да где ж их возьмешь? — пригорюнилась царевна. — Куншта-то давеча выгнали по причине дурости и великой непристойности. Зело нахален был и политесу не знал.

— А своих, что ли, нет?

— Ой, да какие у нас комедианты? Баб полон двор. А мужеские роли на тиятре кому представлять? Кто не с Петенькой на войне, тот в науках занят, в Приказах. Не мужиков же маркизами да графами обряжать?!

— А почему бы не попробовать? — пожала плечами Джоанна. — Вон по дворцу сколько холопов — и чинны, и с виду ничего, и политесу, небось, насмотрелись тут у вас.

— И то! — обрадовалась Наталья. — А я еще Романова Никиту Ивановича, дядьку, позову. Он хоть и стар, а умен и образован. Да еще из купцов кого. Иди, свет мой, поспи! А я почитаю пиесу и актеров к вечеру соберу в комедияльном анбаре. Там и поговорим.

— Ну что, Степан, поклонишься ты, как должно, или тебе подмога нужна? — улыбнулась Наталья Алексеевна.

— Боюсь, это неизлечимо, — Ксави разглядывала кандидата в актеры, словно редкостный экспонат. — Тут поможет только цианистый калий!

Степан, наряженный в немецкий камзол, стоял взмокший и с тоской поглядывал на дверь — может, отпустят?

— Значит так, — вмешалась Джоанна, — если подвести итоги, то они получаются неутешительными. Первое: Анна с Марфой жеманятся натурально — это хорошо, но вот связать два слова и при этом вспомнить третье — уже выше их сил, а это плохо.

Пышнотелые Анна и Марфа — сестры Александра Меньшикова, смущенно зарделись и хихикнули в рукав.

— Второе, — неумолимо продолжала Джоанна. — Если кто-нибудь скажет, что Тихон держится на сцене лучше Степана, плюньте обманщику в ухо. И третье — у нас нет еще двух исполнителей мужских ролей. Так что неделя работы выброшена псу под хвост. Что имеют сказать присутствующие?

Анна и Марфа опять хихикнули. Степан украдкой оттянул ворот и еще раз оглянулся на дверь. Ксави постукивала носком туфельки по ковру и тихо напевала:

«Ах, позвольте мне пальцемКовыряться в носу,Потому что лопатойЯ весь нос разнесу…»

Наталья Алексеевна внимательно оглядела всех и неожиданно улыбнулась:

— А я разумею, мы по-иному сделаем. Что, если Степан с Тихоном не Маскарилью[102] с Жодлеем[103] представлять будут, а господ их — Лагранжа и Дикразиня[104]. Там лицедейства немного — авось осилят. А холопов…