Паулина Киднер - История барсучихи Страница 26

Каждую ночь, прежде чем вывести своих питомцев на прогулку, я клала им еду подле овечьего загона. Заслышав мои шаги, они выскакивали из своего временного жилища, приветствовали милым мурлыканьем: «Ув-вув-вув-вув-вув», и тут же принимались обнюхивать мне ступни. Чем старше они становились, тем больше оказывали мне доверия; они отбегали от меня, исследовали и обнюхивали все вокруг, а затем возвращались. При этом Блюбелл, с которой у меня были особо теплые отношения, большую часть времени проводила рядом со мной. С возрастом все ярче обнаруживались наклонности каждого, хотя больше всего хлопот доставлял мне Уиллоу. Если кто-то из них удирал, то это был непременно Уиллоу, который, надо полагать, прекрасно проводил время, гуляя сам по себе. Последствия такой вольницы обнаруживались на следующий же день — то неуклюжая нора, вырытая под воротами, то перевернутые небольшие ведра, а главное, методически опустошаемый холодильник, стоящий в кладовке, — он обнаружил, что дверь там очень легко отворяется. Подхожу к ящику с молочными бутылками, вижу — пробки из бутылок вынуты, и из каждой отпито на полтора дюйма. Их светлость постарались, кто же еще! А уж о хаосе, который он устроил в прихожей, и говорить нечего — башмаки у нас всегда аккуратно стояли парами вдоль стенки, а теперь поди собери! Корзина с бельем, которую я имела неосторожность оставить на полу возле стиральной машины, сама приглашала Уиллоу повеселиться — белье было раскидано далеко от центра событий. Панталоны нашлись только на следующий день — слава Богу, что в это время ферма была закрыта для посещений.

В дальнейшем, если он удирал, я поступала так: отводила домой девчонок, затем примерно на час уходила в дом, а после этого направлялась к коровьему стойлу и прохаживалась там, дожидаясь привычного тычка сзади в щиколотки — таким путем Уиллоу давал мне знак, что вернулся. Тогда я запирала его в загоне и кормила всех троих. Представляю, как честят его девчонки, лежа на боку: «Боже, как мы устали от него! Столько ждать, пока он соизволит вернуться, — одних-то нас не покормят!» Нельзя сказать, чтобы его похождения доставляли мне удовольствие, но поскольку я сознавала, что когда-нибудь он может и не вернуться, то всегда радовалась при его появлении, сколько бы времени он ни отсутствовал.

Наконец пошли обильные дожди, а в первую ночь прямо-таки разверзлись хляби небесные. Я с детских лет обожала дождь, и, хотя, дойдя до загона, успела вымокнуть с головы до пят, это не охладило моего желания отправиться на прогулку с барсучатами. Оказалось, они любят дождь не меньше меня — отчего не порезвиться в потоках воды, струящихся через весь двор! А Примроуз к тому же нашла водосточную трубу, по которой вода с крыши коровника каскадом падала на каменные плиты; барсучиха стала на задние лапы, сунула в трубу нос — струи так и зашумели по ее густой шубке. Разделяя восторг барсучат, я стала гоняться за ними по всему двору; выгибая спины и встряхивая головами, они подпрыгивали так, что все четыре лапы оказывались в воздухе. Иногда они ощетинивались, отчего становились похожими на большие пушистые мячи; вероятно, также они поступают, когда чего-то пугаются, — хотят казаться больше, чем есть на самом деле. В общем, мы добрых полчаса гонялись друг за другом по двору под струями ливня, прежде чем вышли наконец на прогулку. «Хорошо, что это случилось в полдвенадцатого ночи, — не раз думала я впоследствии. — Если бы кто-нибудь увидел, как я под проливным дождем гоняюсь за барсуками, он бы решил, что я сошла с ума».

Впрочем, я всегда старалась выводить барсуков на прогулку ближе к полуночи, — если кто-нибудь из них убежит, то, по крайней мере, меньше шансов, что он угодит под машину: движение в это время на трассе не слишком интенсивное.

От случая к случаю в наших прогулках принимал участие Дерек (скорее из чувства долга, нежели ради удовольствия). Его не слишком-то большое рвение объясняется не тем, что он был настроен против барсуков, как таковых, а тем, что они кусаются. Когда мы выходили на прогулку с барсуками, мы, естественно, участвовали в их играх — особенно в старом яблоневом саду, где трава самая высокая. Они шутя наскакивали на тебя, а цапали очень даже всерьез, и уворачиваться от их укусов нужно было уметь. К сожалению, Дереку так и не удалось овладеть этим мастерством, требующим особой прыти. Счастье еще, что ночью нас никто не слышал — вокальные «упражнения» Дерека, в очередной раз ставшего жертвой барсуков, были подчас столь же колоритны, как и синяки.

Благодаря ночным прогулкам я получала возможность размышлять и часто думала: как же мне повезло, что Дерек уделяет столько времени и сил моей работе с дикими питомцами! Если бы не он, нам бы не удалось так легко превратить обыкновенную молочную ферму в туристическую достопримечательность, и, хотя ему как фермеру сам Бог велел заботиться о животных, у него могло не хватить терпения выхаживать осиротевших и покалеченных малышей. Но он взял на себя такую ношу — и ездить по вызовам за новыми питомцами, и играть со зверюшками в период между кормлениями, и даже терпеть, когда лисята жуют у него на ногах туфли, пока он пытается читать газету! Не буду кривить душой и утверждать, что все это делается вообще без жалоб, но должна признать, что он меня понимает с полуслова, и я с полным правом могу назвать его своим лучшим другом.

Когда регулярно выходишь на ночные прогулки, имеешь счастье поближе познакомиться с существами, которые вместе с тобой наслаждаются ночью. Я много раз наблюдала, как в полном безмолвии скользит над кустарниками амбарная сова. А то вдруг среди ночи, гуляя в полях, услышим крик маленькой совы, перемещающейся с дерева на дерево. А теперь мы приближаемся к реке… Шлеп! Это нырнула водяная полевка. Завернули в старый яблоневый сад — и встречаем старого знакомого, ястреба-тетеревятника, ночующего всегда на одной и той же ветке одного и того же дерева. Вот до нашего уха доносится привычный шорох — это вышла на охоту лисица. Не то чтобы она особенно пугалась нас, но тем не менее меняет курс, предпочитая держаться подальше. Но все-таки главная цель прогулки — изучать поведение барсуков, наблюдая за тем, как они играют и кормятся. Интересно, умеют ли дикие барсуки дразниться, как наши? Спросите, кого они дразнят? Да хирфордского быка, который в это время уже ложится и согревает своим телом небольшой участок травы, на котором собирается уснуть. Они подойдут, обнюхают его, затем отбегут назад, потом пробегут вперед, заставляя его вертеть могучей головой и гадать, что же они собираются предпринять. Когда же бык решит, что лучше встать да разобраться, в чем дело, барсучата мгновенно теряют интерес к игре и убегают: очевидно, все, что они хотели, — это заставить быка встать. «Прекрасно, что бы нам еще такое придумать?» Их скорость порой поражала меня — однажды Уиллоу шмыгнул под рваный пластик, которым укрывают силос, и вынырнул оттуда с триумфом, держа в зубах вопящего крота, который через мгновение испустил дух от шока.