Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас Страница 36

Контролировать численность хищников нужно в принципе только для защиты домашнего скота. Единственное исключение составляет временная поголовная защита искусственно подселенного вида, которому грозило вымирание. Вообще же волки и другие хищники осуществляют санитарный надзор за всей дикой природой, и прежде всего охраняют здоровье копытного населения. Это известно любому грамотному охотнику, знакомому с устройством звериного сообщества и понимающему смысл драмы, развертывающейся в лесу при участии волка, койота, лисы, пумы, обыкновенной и рыжей рыси, виргинского филина, ястреба, орла и скопы. Большинство же овцеводов, кое-кто из егерей и многие владельцы крупного рогатого скота убеждены, что волк, койот, пума и гризли хороши только в виде шкуры на крыше амбара.

Одну зиму, когда никаких особых дел у меня не было, я подрядился присматривать за стадом коров к приятелю-скотоводу и с тех пор по опыту знаю кое-что о том, чем живет и дышит животноводческая ферма и какие у нее больные места. Я надеялся — как выяснилось, зря, — что на ферме смогу спокойно поразмышлять в тиши. Это было небольшое побочное хозяйство на выпасах по плоскогорью, в нескольких километрах в стороне от главной фермы.

Мои подопечные — семьдесят три дородные дамы в интересном положении и ветеран-мерин с мозолями на бабках — были далеко не в лучшей форме. Точнее, среди них были почти доходяги. Для их прокорма было заготовлено сколько-то лесного сена, но оно порядком подгнило и промерзло, так что нам пришлось завезти на скотный двор сколько-то тонн комбикорма, немного овсяной крупы, несколько кип люцерны и витаминизированную соль для повышения усвояемости. Почти каждое утро я устраивал своим питомцам побудку и дважды в день проводил усиленное питание. Раздача гостинцев сопровождалась катавасией: коровы покорежили сани, оттоптали мне ноги и раз напугали мою лошадь так, что она понесла. Сами они все время попадали в чудовищные переделки, и я понял, что движущая пружина и главный смысл жизни пастбищной коровы — это страсть к церемониалу. Она живет мечтой о том дне, когда ей удастся вскарабкаться хотя бы еще на одну ступеньку общественной лестницы, и вся ее жизнь проходит в борьбе, чтобы отстоять столь трудно завоевываемый социальный престиж. Царицей всей инвалидной команды была алчная и вредная эротичка, огромная коровища, бесцеремонно забиравшая себе все, что приглянулось. Остальные отдавали все беспрекословно или тут же получали взбучку. Дорогу она уступала только Блэки — моему мерину — и мне, да и то лишь потому, что знала, что мы существуем всецело для того, чтобы ее обслуживать.

Когда у коровы есть теленок, ее престиж повышается. Доплановые нагульные телята, отцом которых был приблудный соседский бычок, начали появляться на свет с начала марта. Первый родился мертвым либо умер в ту же ночь. Следующий был для нас полнейшей неожиданностью. По виду матери никак нельзя было это заподозрить. Я отыскал ее по следам в еловой роще и только тут обнаружил теленка, которого и перенес в послеродовое отделение — загон за лошадиным сараем. Все будущие матери тут же столпились у забора. Во время продолжительного и оживленного визита воздух на скотном дворе сгустился от зависти и гудел от советов и ревнивых замечаний. Когда мать призывно застонала, приглашая новорожденного «к столу», воцарилась мертвая тишина. Теленок встал с охапки сена на шатучие ножки и храбро сделал первые шаги в сторону матери. В публике — буря восторга! А я обнаружил, что уже два часа подряд, не слезая, сижу на заборе.

Через несколько недель, когда от меня хотя бы пахнуть стало, как от пастуха, я оставил коров на попечении мерина и отправился к Старому Джо пропустить пивка.

— Ну как, по душе с коровами возиться? — спросил он.

— Не скажу, чтобы я был в них влюблен, — ответил я, но признал, что они не глупее лошадей и к тому же украшают ландшафт.

К этому времени я уже свел тесное знакомство с куницей, с единственной оставшейся по соседству белкой, с двумя ласками, пятью канадскими сойками, несколькими гаичками, лосем, воробьиным сычом, но не встретил ни одной мыши и землеройки. Койоты закатывали рулады по утрам и вечерам почти ежедневно. Куда бы я ни ехал, я поднимал из травы в среднем по три куропатки на километр — верный знак, что осенью их будет уйма. Было похоже, что и коровы чувствуют себя неплохо, так как они все время дрались друг с другом. В лазарете за лошадиным сараем постоянно отлеживались одна-две потерпевшие.

— Скоро пооботрешься, — сказал Джо. — Корова что овца, только больше, хитрее и настырнее. А захворает — пихни ей табаку — и как рукой снимет.

Около 1946 года охотнадзору пришлось вплотную заняться волками почти на всех мясооткормочных выгонах. Благодаря бурному росту поголовья лосей волки неуклонно размножались, но после массового падежа сохатых в морозную зиму остался большой избыток волчьего населения. Скотоводы, как могли, защищали свое добро, но ловить волков умеют немногие, так что их меры большей частью сводились к проверке волчьей смекалки. Премию за убитого волка подняли до сорока долларов, но и этот ветхозаветный прием мало помогал.

Наш участок в те годы простирался от Бауропского заповедника до тихоокеанских пастбищ, прихватывая здоровущие куски к северу и югу. Проселков было мало, да и те зимой непроезжие, а финансов не то что на самолет — на текущие расходы не хватало. Объезжать все заповедные уголки и глухие урочища было для меня самым что ни на есть разлюбезным делом, и поэтому не могу сказать, что очень удивился, когда в конце концов поступило разъяснение, что я отнюдь не обязан лично посещать всех до единого. Территория у нас была, конечно, неохватная, но мы, как могли, «на живую нитку» подлатали все имевшиеся малоэффективные, малосимпатичные и общеизвестные средства — ловушки и капканы да пустили в ход стрихнин и цианистый калий. Не успевали мы справиться с одной стаей, как на ее место вкатывалась следующая. Мы держали их в оцеплении, хотя одна стая из десяти волков просочилась и подошла на шесть километров к Кенелю.

Вот тогда-то в Британскую Колумбию и проник «состав 1080», или фторацетат натрия, и положил начало бюрократическому «контролю за хищниками», который принес едва ли не больше вреда, чем волки. Эта коварная операция проводилась в более широких масштабах, чем было известно публике: обсуждали ее под шумок на совещаниях скотоводов. При этом вещи редко назывались своими именами, а речь шла об «известных способах» или «современных методах борьбы».

В определенное время зимой волки устраивают склады добычи и потом регулярно к ним возвращаются, пока не сожрут все мясо. Эти склады очень удобны для отравления. Волки выполняют свой маршрут с большой точностью. Крупная стая, насчитывающая больше шести зверей, покрывает огромное расстояние, и где-то ее путь может пройти через скотоводческий район. Такая стая редко причинит ущерб скоту, но страху нагонит на всю округу. На самом же деле домашний скот режут в основном маленькие группки, живущие неподалеку от ферм. Однако скотоводы и прочая публика поднимали крик о необходимости усиленных мер — стоило им увидеть след волка или койота.