На Лунных островах - Франко Проспери Страница 36

Отдохнув часок, мы снова пускаемся в путь вверх по склону. Джунгли становятся все гуще и гуще. Вскоре вершины деревьев сомкнулись у нас над головами, и свисающие фестонами лианы окончательно преградили доступ дневному свету. Снова стал капать моросящий дождь, тишина и сумрак нависли над нами.

До самого заката двигались мы по этой мрачной, душной галерее. С трудом продвигаясь по скользким глыбам, поросшим мхом, шли мы вперед, влекомые надеждой на то, что вот за этим поворотом тропинки, за этой стеной лиан, за этими деревьями будет свет, небо, свежий воздух. Но, миновав новый поворот тропинки, эти лианы и деревья, мы снова видели перед собой заросли, только заросли фантастических растений, вздымающихся одно подле другого, одно над другим. Так проходили часы, и нам стало казаться, что мы погребены под этим роскошным растительным покровом.

Наконец, когда уже настал вечер, идущие в голове отряда выбрались из леса.

— Прибыли! — громко провозгласили они, и сами удивились тому волнению, которое прозвучало в их голосах.

— Прибыли! — повторили остальные их возглас, и, проникнув в джунгли, он достиг тех, кто еще карабкался позади, метрах в ста от опушки.

Мы были в Конвалессансе, на месте нашей последней стоянки, откуда на следующий день должен был начаться штурм Карталы.

Глава семнадцатая

Картала

Конвалессанс — это небольшой холмик, расположенный на границе первобытных джунглей и поросший вереском, как и весь вулкан выше лесной зоны. В редкие моменты, когда воздух ясен, оттуда виден бесконечный простор океана, лежащего на две тысячи метров ниже. Французские власти построили здесь два бунгало для сдачи внаем, вокруг разбили сад и привезли сюда цветы и растения умеренного пояса. Гортензии, лилии, абрикосы, груши, яблоки, персики, виноград и миндаль прижились здесь очень быстро. Умеренно холодный климат и обилие влаги создают условия, благоприятные для их произрастания. После кошмарных джунглей кажется, что ты попал в маленький парк, перенесенный сюда по прихоти волшебника из-за моря за тысячи километров — так нам описывали Конвалессанс, и легко можно себе представить, с каким нетерпением стремились мы сюда. Однако нас постигло горькое разочарование. Пустовавшие несколько лет бунгало превратились в жалкие лачуги, куда легко проникали и ветер и дождь. Оставшиеся без присмотра заморские растения были вытеснены растениями-захватчиками, явившимися сюда из леса. От всего этого земного рая остались одни воспоминания.

— Как же нам теперь быть? — спросил Тести тоном обвинителя, и мы все почувствовали, как велика наша вина: ведь мы оказались настолько непредусмотрительными, что не узнали заранее, в каком бедственном положении находятся эти дома.

— А что тебя, собственно, беспокоит? — отозвался Фабрицио.

— Спать-то мы где будем? — ответил Тести. — Разве вы не видите, что в этих домах не осталось ни одной кровати?

— Это вопрос организационный, — вставил Манунца, которому так нравилось слово «организация», что он повторял его без конца.

Мы собрали листья и траву, имевшиеся здесь в изобилии, и приготовили себе сносные ложа в тех углах построек, которые были хоть немного защищены. К ночи температура упала до нескольких градусов выше нуля, и, чтобы спастись от холода, мы собрались вокруг костра, на котором варился ужин. Мы стояли и ждали, когда закипит вода, чтобы положить в нее наши неизменные спагетти, как вдруг земля у нас под ногами задрожала. Протяжный рокот, напоминавший глухой раскат грома, но только исходивший из-под земли, сопровождал толчок.

— Сари! Это Сари, — пробормотал проводник и покачал головой.

— Что это за Сари? — заинтересовался Недиани.

— Демон, заключенный в Картале. Бог вулкана, — пояснил Станис.

— Но разве Картала не потухла? — спросил Тести, который принципиально интересовался только своими насущными нуждами и был довольно плохо осведомлен обо всем том, что нас окружало.

— Наоборот, она еще более активна, чем Этна, — ответил ему Фабрицио.

— Так, значит, в любой момент может начаться извержение! — воскликнул Тести, удивляясь нашему спокойствию и давая в то же время почувствовать, что он считает нас ответственными за пробуждение коморского вулкана.

— Еще бы! — согласился Фабрицио. — Тем более что последнее большое извержение было здесь всего несколько месяцев тому назад.

— Это — один из самых неспокойных кратеров в мире, — пояснил Карло. — В течение какого-нибудь столетия здесь было свыше двадцати извержений.

— Во время извержений он представляет серьезную опасность, — продолжал Станис. — Ученые считают Карталу вулканом одновременно стромболийского и гавайского типа. И, стало быть, он может извергать огромные количества газов и выбрасывать лапилли и добела раскаленные камни или же изливать целые потоки лавы.

— С такими горами шутки плохи, — заявил Фабрицио, и Тести посмотрел на него со страхом. — Как вспомню, например, Мон-Пеле, этот дьявольский вулкан на Мартинике, который во время одного извержения разрушил целый остров и уничтожил сорок тысяч человек, так у меня мурашки по коже бегают.

— Но ведь Картала не так опасна, — пытается приободриться Тести. — Она же не производила серьезных опустошений в низине.

— Этого никогда нельзя знать, — возражает Фабрицио, приподнимаясь и подхватывая какую-то банку с консервами. — Вспомни, что извержение вулкана Аниакчак на Аляске, во время которого в воздух было выброшено свыше двадцати кубических миль каменной породы, произошло совершенно неожиданно, без всяких предупреждений.

— Учти при этом, — заключил Станис, — что одна кубическая миля весит около двенадцати миллиардов тонн, и ты сможешь представить себе, каким могуществом обладают вулканы.

Пока Тести размышлял об ужасных опасностях, которые таит в себе огненная гора, мы утоляли аппетит приготовленными для нас кушаньями. Потом, совершенно окоченев, мы укладываемся в свои импровизированные постели.

На рассвете следующего дня с мышцами, онемевшими от усталости и от бессонной из-за холода ночи, мы начинаем последний этап нашего восхождения.

Как всегда в этих местах, над нами и под нами двойной короной сгущаются облака и быстро опускается туман, скрывая от глаз краски рассвета.

Дорога не столь трудна, как вчера, но, лишенные защиты деревьев, мы должны теперь идти под проливным дождем, изливающимся на нас в течение первых часов восхождения.

Часам к двенадцати мы достигаем обширного плоскогорья, на котором зияет жерло самого высокого на Коморских островах вулкана. Мы шагаем вперед сквозь туман и дождь, и видимость все время ухудшается, так что теперь мы уже с трудом различаем предметы в нескольких метрах впереди. Время и усталость постепенно лишают нас бодрости, и мы идем молча.

Первым вестником близости кратера явился жар, который исходил из почвы у нас под ногами. Мы пошли медленно, чувствуя, что в любую минуту можем оказаться на краю