Паулина Киднер - Мой тайный мир Страница 4

Мне случалось видеть, как рождаются телята — обычно это происходит ночью. Какая радость, когда после девяти месяцев беременности, после трудных родов наружу выскальзывает влажный горячий теленок, от которого поднимается пар! Лежа на земле, он собирается с силами, чтобы поднять голову, и выпускает через ноздри жидкость, оставшуюся m со времени пребывания в материнской утробе. Затем, покачивая головой, он осматривается вокруг сквозь длиннющие ресницы. Проходит еще несколько минут — и вот он уже пусть нетвердо, но стоит на ножках. Корова облизывает его, стимулируя работу сердца и удаляя лишнюю влагу с кожи. Даже впоследствии, когда корова будет возвращена в стадо, она узнает своего теленка, а он — ее.

Первый теленок появляется у коровы, когда ей исполняется примерно три года. Тем не менее она еще числится телкой, пока не телится вторично — только тогда ее удойность достигает пика.

Как и все млекопитающие, первые 48 часов после родов корова производит колострум — особо густое молоко, содержащее большое количество антител. Если новорожденный его не получит, он может и не выжить. По истечении же двух суток молоко становится нормальным, и все, что не выпьет теленок, может взять себе человек. Чтобы оставаться дойной, корове нужно телиться каждый год. После отела она дает молоко в течение десяти месяцев, а затем ее молочный поток «иссыхает». Тогда ее нужно отвести в стадо к другим «сухим» коровам и в течение двух месяцев даты ей отдохнуть. Когда же она снова отелится, то опять начнет давать молоко.

Раздача корма, чистка и прогоны коров туда и назад — все это занимает много времени. Когда по окончании утренней дойки выгонишь коров обратно в поле, на часах уже десятый час — время завтракать! Если хорошенько потрудишься, то и традиционные овсянка и яичница с беконом покажутся тебе медом.

Ну, а в десять утра наступает черед кур — их нужно покормить, долить им воды и собрать снесённые яйца. Птицеводство на этой ферме поставлено на широкую ногу — тут для кур и многочисленные насесты, и опилки, в которых так приятно купаться, и ящики для наседок. Несешь на своих плечах мешки с кормом и рассыпаешь по корытам. Тяжелая это работа, и все-таки она мне по-настоящем нравилась.

Особенно приятно было возиться с цыплятами. Сперва для появившихся на свет пушистых комочков чистили и готовили помещение, и когда им исполнялись первые сутки, и приносили туда в картонных коробках. Пушистые созданьица помещали под благодатные теплые лучи инфракрасных ламп. Почувствовав свободу после путешествия в тесных коробках, они принимались с писком носиться по опилкам, ища, нет и где еды, но их быстро настигала усталость. Один за другим они валились с ног, образуя из своих крохотных тел желтый пушистый ковер, на котором время от времени то здесь, то там открывался заспанный глаз и тут же закрывался вновь.

В деле заботы о животных, как и в любом другом, бывают спои взлеты и падения, звездные и скорбные часы. Сколько радости доставляют мне летняя пора, счастливая любовь, забота о братьях наших меньших, появление на свет новых существ — и как бывает грустно, когда вдруг все идет наперекосяк! Горько и обидно, когда влажная скользкая фигурка, выкатившись из чрева коровы, остается неподвижной. Нежно мыча, корова легонько толкает своего родившегося неживым теленка, думая его расшевелить; она никак не может взять в толк, почему это теленок не движется. Несчастье, когда внезапно прерывается подача электричества — тогда наутро, отправляясь проведать цыплят, видишь вместо задорно попискивающего пушистого ковра такой же пушистый, но безжизненный комок. Прискорбно, когда ветеринар обнаруживает у коровы мастит или молочную лихорадку или когда животное достигает старости — тогда бесполезная для фермы корова подлежит выбраковке. По причине болезни, старости ли — все больно.

…Пока ты не проникнешься жизнью фермы и не разберешься в логике сельского быта, тебе не удастся составить о нем свое объективное суждение. Прямо скажем, многие вещи здешнем стиле жизни мне не по душе, но я понимаю, откуда они происходят. Этот стиль складывался в течение сотен лет повседневной борьбы за существование. А где-то рядом рост численности человеческих существ, их алчность и, как следствие, возрастание спроса и предложения вызвали к жизни то, что мы называем прогрессом. Впрочем, живя на ферме, я вряд ли задумывалась о тех материях, о которых в наши дни идут такие ожесточенные споры. Есть ферма, есть присущий ей уклад бытия — и ты его приняла. Здесь ты близка к природе, как нигде.

Правда, не так-то легко было смириться с холодом. Я люблю зиму за ее морозные утра и туманные дни, но когда приходится разбивать лед в корытах с водой и с усилием соскребать с полу примерзший навоз, думается почему-то совсем другое. К тому же мой фургончик промерзал до основания — когда я возвращалась после уик-энда, то постельное белье можно было стоймя ставить у стенки. На обогрев требовалось около часа. От холода руки покрылись язвочками — когда, проснувшись поутру, я пыталась подвигать ими, язвочки начинали кровоточить.

Спасением от холода была овсянка за завтраком — я посыпала ее бурыми крупицами сахара и сдабривала свежими желтыми сливками, которые соскребала со стенок бидона. Как бы там ни было, зима не убила меня, и я готова была перенести следующую.

…Вскоре после того, как я оказалась на ферме Пенни-уэлл, мне подарили щенка. Это была моя первая собственная собачонка, и я назвала ее Пенни. Конечно, приходилось мириться с многочисленными лужицами — и все-таки она была великолепна. Шкура у нее была черного цвета, перемежавшегося с желтовато-коричневым. В этой собачке перемешались непонятно какие породы, зато она всюду преданно следовала за мной. Она скрашивала мое неуютное бивачное житье — спала в ногах вместо грелки и будила по утрам, когда приходило время гнать коров на дойку… У нас установился некий порядок: большую часть времени она проводила в моем обществе, иногда убегала, но недалеко и ненадолго.

…Но вот как-то в субботу, в послеобеденное время, я сидела в фургончике и слушала радио, когда до моих ушей донеслось знакомое царапанье. Ничего себе — я и не заметила, что она отсутствовала! Но тут я увидела, что с ней творится что-то неладное — бока отяжелели, начались позывы на рвоту; Я подхватила ее на руки и вынесла вон. Когда я положила ее на землю, лапы разъехались, и ее вытошнило. Она дрожала всем телом. Я тут же кинулась к мистеру Боллу, который не замедлил явиться. К этому моменту из пасти собачонки уже хлестала пена. Мистер Болл мигом позвонил ветеринару и посадил нас с Пенни в машину. Поездка показалась мне вечностью. Пока доехали, у собачонки начались спазмы, закатились глаза, а из пасти пошла слюна. Она потеряла сознание, и я поняла, что спасти ее не удастся.