Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек Страница 60

Только теперь, задним числом, я удивляюсь, что мне удалось так легко усмирить волка, вошедшего в такой раж! А ведь именно так оно и было — кто-то протянул мне сквозь чуть приоткрытую дверь кусок бечевки, которую я и повязал бушующему зверю вокруг шеи (а веревка, между прочим, была самая хлипкая — скрученная из бумаги, даже не шпагат!). Но Чингис дал себя заарканить этой эфемерной петлей — добровольно позволил отвести себя в коровий хлев, где я запер его в другое, не поврежденное его зубами отделение. Он сделался снова контактным и кротким.

Утром мне пришлось целый час отмывать его теплой водой от запекшейся у него на голове, шее и передних лапах Фурбиной крови, чтобы придать ему снова чистый, причесанный, «кинематографический» вид. Как же охотно он разрешал мне все это с собой проделывать! Как доверчиво смотрел на меня своими янтарными, с зеленоватым отливом глазами! Глаза эти имели несколько раскосый разрез, а крепкие, роскошные зубы сверкали снежной белизной.

Фурба же оказалась в довольно плачевном состоянии. Она удирала от волка во все лопатки, спасая свою жизнь, но тем не менее Чингис, видимо, то и дело нагонял ее, потому что задние ноги и бока у нее оказались сильно покусанными. Отыскать и обработать раны в ее густой темносерой шерсти оказалось делом отнюдь не легким. Волк наверняка отделал бы собаку еще похуже, будь она короткошерстной. Мы вливали ей в рот молоко и угощали самыми вкусными лакомствами, но она была не в силах встать. Когда мы поднимали ее и ставили на ноги, она не могла пройти и двух шагов — валилась на пол. А это было ужасно, потому что Фурба была занята в фильме. Если через два-три дня она не придет в себя, съемки придется прервать, что для игрового фильма означает большую неприятность. Выплата заработной платы актерам и другим членам съемочной группы, денег за арендованные помещения и прочее на это время не прекращается и оборачивается тысячными убытками.

Но к счастью, пастушеская собака из Доломитовых Альп, привычная к суровым условиям жизни — испепеляющей жаре, снежным бурям и жгучим морозам, — способна перенести гораздо большее, чем четвероногие и двуногие городские жители. Фурбу погрузили в корзину, привязанную на спину одному из носильщиков, которые ежедневно по утрам втаскивали всю аппаратуру и реквизит на 1500 метров вверх по горе, а вечером снова спускали назад в лагерь.

Славному итальянскому парню явно было не по душе таскать на себе в гору какую-то обыкновенную пастушескую собаку. Еще более неуютно чувствовала себя при этом сама Фурба, которая не привыкла, чтобы люди проявляли к ней такое повышенное внимание, устраивали вокруг ее персоны так много шума. В корзине на спине носильщика она сидела с самым несчастным видом и время от времени делала попытки спрыгнуть на землю. Пришлось ее связать бечевками и самым настоящим образом пришвартовать к корзине. Всю дорогу до съемочной площадки она жалобно скулила. Все ее жалели, со всех сторон ублажали, ласкали и закармливали лакомствами, отчего она не становилась счастливей. Уже на следующий день она, прихрамывая, трусила за нами сама на своих ногах, а два дня спустя нельзя было заметить, что она побывала в такой передряге.

Для съемок я мог использовать только часть своих каникул, и поэтому, когда наступил следующий перерыв в съемках, я вынужден был уехать домой. Брать с собой Чингиса смысла не было: зачем ему томиться в тесной транспортной клетке всю долгую дорогу до Берлина, а потом назад? Ни к чему ему утомительное пребывание в багажном отделении таможни и все другие тяготы перевозки. Аугусто ведь все равно будет ухаживать за двумя другими волками, принадлежащими кинокомпании; он на все это время останется с ними здесь, наверху. Чингис к нему очень привязался, и Аугусто хорошо с ним справляется. Так что решено: оставлю Чингиса на время перерыва здесь, в Доломитах.

Я часто вспоминаю день нашего прощания. Мы спускались на грузовике по серпантинной дороге вниз, к городу. Аугусто прошел с волком немного вперед, и мы их перегнали. Они стояли на скале, нависшей над дорогой, и смотрели нам вслед.

Чингис навострил уши, и его силуэт четко вырисовывался на фоне оранжевого от утренней зари неба. Под нами раскинулся неестественно прекрасный, как в сказке, дикий скалистый пейзаж Доломитовых Альп. И еще долго виднелась его фигурка, все уменьшаясь и уменьшаясь, пока наша машина катила вниз по серпантину…

Мне не суждено было его больше увидеть. Но тогда я этого не почувствовал и беспечно катил вниз на грузовике. Ровно через неделю один из киношников приехал в Берлин, позвонил моей жене по телефону и попросил, чтобы она как-то подготовила меня к прискорбному известию: наш волк Чингис мертв. Как же это могло произойти?

У собак иногда случаются тяжелые ранения языка из-за того, что его обматывает во время еды петля из сухожилия, два длинных конца которого проглатываются и попадают в пищевод. Пищевод затягивает концы все дальше и дальше вниз, так что жила все сильней врезается под язык, сжимая его и лишая притока крови. Если вовремя не прийти животному на помощь, результат может быть весьма плачевным.

Нечто подобное случилось и с нашим Чингисом. Кольцо хряща от пищевода овцы или коровы, который ему дали вместе с другими потрохами, нанизалось ему на язык и на нем заклинилось. Хрящевой капкан стиснул язык, отчего прекратился отток крови от него по венам к сердцу. Застой крови вызвал отечность языка, он посинел и на глазах становился все толще, пока не начал вываливаться изо рта. Разумеется, никто не мог понять, в чем дело, стали думать и гадать, предполагая, что это киста или еще какое-нибудь заболевание. Обеспокоенный этим, Аугусто тотчас же повез волка к итальянскому ветеринару в близлежащий город. Но когда тот услышал, что речь идет не о собаке, а о волке, следовательно, о диком хищнике, он наотрез отказался его лечить. Даже не захотел осмотреть бедного пациента.

Так что Аугусто в панике бросился искать другого врача и нашел такого в Бозе. На сей раз немца.

И вот представьте себе такое несчастное стечение обстоятельств. Во время одной из предыдущих попыток заснять «борьбу с волком», когда с цирковыми волками боролись местные дублеры, у одного из них оказалась разорванной артерия; он истек кровью прежде, чем сюда, на