Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек Страница 61

такую высоту, подоспела медицинская помощь. Поскольку я знал об этом печальном эпизоде, я на всякий случай захватил с собой маленький чемоданчик с самыми необходимыми хирургическими инструментами, зажимами, нитками и перевязочным материалом; лежали в нем и анестезирующие средства. Уезжая ненадолго, я оставил этот чемоданчик наверху, и Аугусто прихватил его с собой, когда поехал к ветеринару. А тот обнаружил в нем новое, в то время еще малоизвестное в Италии средство для наркоза, очень им заинтересовался и решил тут же применить.

Средство нужно было вводить внутривенно, точно соразмерив дозу с весом тела, с тем чтобы оно очень медленно, в течение минуты, подмешивалось в кровяное русло. Было ли все это точно учтено при введении наркоза, я не знаю. Во всяком случае, Чингис погиб во время инъекции.

Мыс женой горько упрекали себя за то, что оставили Чингиса с чужими людьми. Будь мы на месте, никакого наркоза и не понадобилось. Достаточно было открыть Чингису пасть, обнаружить обхватившее язык хрящевое кольцо и перерезать его ножницами. Если бы речь шла о собаке и ветеринар не испытывал страха перед мнимым «хищником», он действовал бы точно так же.

Так мы потеряли своего волка Чингиса. Пропали мои труды, все, чего я сумел добиться, приручая и обучая его, одомашнив и изменив за короткий срок его повадки — то, на что эволюции понадобились тысячелетия…

А теперь он покоится на высоте 2300 метров над уровнем моря, там, наверху, в Доломитовых Альпах, где буйные ветры гоняют мокрые тучи, раздирая их в клочья об острые, зубчатые края гранитных скал…[9]

Глава одиннадцатая

СЕМЕЙКА РЕЗУС

РОМЕО, ДЖУЛЬЕТТА И РОМУЛ

Большая клетка уже несколько дней как готова к приему гостей: задняя стенка заново побелена, пол празднично посыпан густым слоем желтых опилок. Белые эмалированные лотки для корма стоят, чисто вымытые, наготове. И вот сегодня они наконец прибыли всем семейством: папа, мама и детеныш.

Путешествовали они раздельно: в одном транспортном ящике самец, а в другом — кормящая самка с детенышем. Я поддеваю ломом прибитую гвоздями крышку, приподнимаю ее, и вот они уже протиснулись наружу. У всех троих красивая, блестящая шерстка, а на шее у самца кожаный ошейник с большим металлическим кольцом. Я замечаю, что ошейник ему уже довольно тесен, но он не дает его снять, не позволяет даже дотронуться до себя. Он делает вид, что очень дик и зол, кидается ко мне, широко разинув пасть и демонстрируя мощные клыки: он явно старается меня запугать. Но поскольку мне известны формы обхождения с макаками-резус, то я уже заранее обзавелся кожаной плеткой, которая в случае чего обеспечит должное почтение ко мне. Папаша-резус хотя и напихал себе полный рот картошки, тем не менее не решается притронуться к лотку с едой, который я ему протягиваю.

А мамаша-резус с детенышем тем временем залезает назад в свой транспортный ящик, который я еще не успел вынести из клетки. В этом тесном, но зато знакомом закутке ей кажется, что она здесь в большей безопасности, чем в просторном чужом помещении, да еще рядом с каким-то долговязым субъектом, наводящим на нее ужас. Мне приходится ее вытаскивать оттуда силой, что не так-то просто, пробую и так и эдак и под конец просто опрокидываю ящик вверх дном, а затем сразу же выношу его из клетки. У детеныша, как и у всех детенышей других пород мелких обезьян, старческое, сморщенное личико. Он висит на животе своей матери, уцепившись за ее шерсть руками и ногами. Мамаша разрешает себя гладить, следовательно, она более ручная, чем ее муж. Однако до детеныша она мне дотронуться не дает. Когда я открываю дверь, чтобы выйти, самка с детенышем внезапно вскакивает мне на спину, а оттуда через плечо выбирается наружу, в комнату цокольного этажа, в которой установлена клетка. Она гораздо нахальней своего супруга.

В соседней клетке сидит маленькая нутрия, самец по кличке Пурцель, отделенный от обезьян лишь прутьями смежной решетки. Пурцелю в последние дни, когда соседняя клетка пустовала, было довольно скучно, и он теперь проявляет жгучий интерес к соседям-новоселам. Он снова и снова подбегает к решетке и поднимается возле нее на задние лапки. Однако глава обезьяньего семейства чувствует себя еще не совсем в своей тарелке, незнакомая обстановка действует ему на нервы. Ему все время приходится вертеться из стороны в сторону: то оглядываться на нутрию, то на меня, потом на остальных зрителей, стоящих снаружи, возле решетки. Должно быть, ему кажется, что вот-вот кто-нибудь из нас набросится на него или на членов его семьи.

Поскольку на нем надет ошейник, я предполагаю, что он даст пристегнуть к нему цепочку. Ведь разрешил же он кому-то застегнуть на себе этот ошейник. Однако совершенно не ясно, сколько времени он его уже носит. Моя попытка подойти поближе кончается тем, что он бросается наутек, опрокидывает с грохотом свой транспортный ящик, который еще не успели убрать из клетки, а затем становится в «позу угрозы», сверля меня злобным взглядом своих маленьких карих глазок, широко разевает рот, оскалив острые клыки, и поводит головой из стороны в сторону (характерная для этих обезьян форма угрозы). Потом он с быстротой молнии запрыгивает в транспортный ящик, в который предварительно уже забралась и самка с детенышем.

Ну что ж, так даже лучше. Я беру свои длинные каминные щипцы и захватываю ими кольцо на ошейнике самца. Но когда я вот так, крепко держа щипцами за ошейник, вытаскиваю его наружу, он издает громкий вопль и впадает в бешенство. И в тот же миг самка с детенышем на груди, словно чертик из табакерки, стремглав выскакивает из ящика, прыгает мне на голову, вцепляется руками в волосы и расцарапывает ногтями лицо. Я чувствую, что по мне течет кровь, отпускаю ее супруга, чтобы заняться этой бестией, но она мгновенно соскакивает с моей головы и скрывается в ящике.

Я вынужден покинуть клетку, чтобы помыться и смазать царапины квасцами. Из головы я вычесываю целые пучки вырванных волос. Ну и дела! Присутствовавшие при этом волнующем инциденте дамы были просто