Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки Страница 11

С двумя чемоданами и сумкой на плече он вошел в маленький деревянный вокзальчик и остановился у стены. Через минуту появилась женщина в черно-бурой «магаданке», в распахнутой ондатровой шубе, он легко угадал: за ним.

Машина довезла их до райцентра. Поселок открылся внезапно в долине за сопкой, будто сполз с крутого склона, но не уплыл, зацепившись за берег Яны. Перелыгин не успел толком рассмотреть ни улиц, ни домов. Тамара привезла его в гостиницу, провела в заказанный номер, сказала, что скоро подойдет Алпатов, и попрощалась.

Он осмотрелся. Комната выглядела просторной и чистой. По углам стояли четыре кровати, шкафы, тумбочки, стол, стены до половины покрыты деревом, на полу – положены рядом две красные ковровые дорожки с зелеными полосками по краям.

Перелыгин выбрал кровать у окна, прилег не раздеваясь. Он успокоился, с интересом ожидая появления Алпатова. Часы показывали пять вечера. «Наши только собираются кофейничать, – подумал он, – без меня».

Он лежал поверх синего клетчатого покрывала, лениво блуждая взглядом по комнате, не представляя лежащую на соседней кровати поверх такого же покрывала Лиду, принюхивающуюся, как он, к запахам чьих-то тел и одежды, мыла и зубной пасты, одеколонов и закуски, спиртного и дешевого табака. Они смешивались долгие годы, сгустившись в конце концов до стойкого гостиничного духа. Перелыгин в полудреме вспоминал, как весь год его грызла тоска, и он несколько раз видел сон, в котором, стоя на вокзале, глядел вслед огням уходящих поездов…

Осторожный стук отвлек его. В приоткрывшуюся дверь просунулся якут, одетый в серый помятый костюм. Его брюки, заправленные в оленьи торбаса, нависали у колен, напоминая казацкие шаровары. Лицо отдавало свекольным оттенком и хранило следы крепкой выпивки. Он боком протиснулся дальше, не открывая дверь до конца, будто прятал кого-то с другой стороны, остановился у стола, поздоровался. Перелыгин сел на кровати.

– Тут портфельчик красный где-то остался, ага, – виновато сообщил незнакомец. – Не видал?

– Смотри, – равнодушно махнул рукой Перелыгин, подумав, что даже не заглянул ни в тумбочку, ни в шкаф. Его дубленка, длинный красный шарф и ондатровая шапка лежали на стуле у стола, рядом стояли чемоданы.

Незнакомец обошел стол, открыл тумбочку – от него, как палкой, бил стойкий дух, – посмотрел по углам, под кроватями, приоткрыл шкафы.

– Может, дежурная знает, – предположил, отворачивая нос, Перелыгин.

Незнакомец посмотрел на него, осмысливая слова, тяжело вздохнул и вышел, ничего не сказав.

«Хоть проветривай», – скривился Перелыгин, ложась на кровать, но дверь тут же отворилась, уже без стука. Якут вернулся, на этот раз в сопровождении коротко стриженного седого человека, с таким же свекольным лицом. Перелыгин недовольно сел. Не замечая его, оба деловито обошли комнату, заглянули под кровати, в шкафы и, окончив осмотр, уставились на Перелыгина. На их лицах проступила озабоченность.

– Что человека беспокоите? Сказали вам, нет ничего! – вошла дежурная. – Вы извините, – обратилась она к Перелыгину, – они здесь всю ночь гуляли. Сами не знают, что ищут, извините, – повторила она, выталкивая непрошеных гостей.

– В портфеле заначку небось спрятали? – улыбнулся Перелыгин.

Седой резко, как от удара, дернулся, обернулся.

– Деньги, – сокрушенно покачал он головой, – много. Может, в милицию позвонить? – Он вопросительно помолчал.

– Давай-давай, звони, – подтолкнула его в дверь дежурная и повернулась к Перелыгину. – Слушайте вы их! Водку потеряли. Больше не придут. А лучше – запритесь.

Перелыгин не обратил внимания, не заметил, как родился, заполнил вокруг себя маленькую ложбинку, перетек через край и побежал по этой земле тоненький родничок его новой жизни. Он поставил на тумбочку пепельницу, закурил сигарету, прилег снова. Через минуту рука с сигаретой расслабленно свесилась с кровати. Перелыгин закрыл глаза, погружаясь в уютную темноту, и только в последний момент краешком ускользающего сознания успел почувствовать выпавшую из руки на ковер сигарету. Он резко перегнулся, ища ее возле кровати, – прямо под ним лежал малиновый портфель.

Намерение позвать дежурную было пресечено любопытством: неслышно повернув торчавший в двери ключ, Перелыгин вытащил и раскрыл портфель. Тот оказался доверху набитым пачками денег. Пачки, штук по десять, были перевязаны лохматой веревкой. Он закрыл портфель, задвинул обратно, тихо отомкнул дверь и лег. Что же предпримут мужики, когда головы их очистятся и они осознают пропажу?

«Вот спрятать сейчас этот портфель, – злорадно подумал Перелыгин, – в форточку выбросить, а после в снег закопать…» И вдруг он с пронзительной ясностью понял, что, сотвори сейчас это, его чувство жизни, вместе с понятиями о добре и зле, о справедливости тут же умрет. Но куда тогда денется он, ведь это чувство жизни, эти понятия и составляют суть человека и должны уходить только вместе с ним. Случись иначе, вместо него по земле будет ходить кто-то другой в его обличии. А он? Что же останется ему, инфицированному навсегда этой болезнью? Значит, придется изменить свое чувство жизни, свои представления о добре, зле, о справедливости. Или ни о чем таком вовсе не думать? А думать, что жизнь одна, и упущенных возможностей вернуть никому не удавалось. Кто же подсовывает ему такую возможность? Кто все рассчитал, доставил его в этот номер в нужное время и положил на эту кровать. Кто вытворяет с ним такие штучки?

Дверь широко, по-хозяйски, открылась, вошел высокий сутуловатый, лысеющий человек лет тридцати пяти, в распахнутом полушубке, оленьих ботинках и модных дымчатых очках. Его широкий толстогубый рот растянулся в улыбке.

– Заждались! – протянул руку Алпатов. – Как будем – на «вы» или на «ты»? – По-прежнему широко улыбаясь и не оставляя выбора, оглядел номер. – Не дрейфь, квартира скоро будет, начнем тебя обустраивать. Одевайся, двигаем ко мне ужинать.

Он хотел что-то добавить, но появился свекольнолицый якут. Встав перед ним, Алпатов живо уставился на гостя.

– Погоди, – придержал его Перелыгин, – тут такое дело…

– Его с тобой поселили? – перебил Алпатов. – Мы весь номер оплатили, мудрит гостиница, сейчас выселим.

– Да нет, тут другое. – Перелыгин повернулся к назойливому визитеру. – Какого цвета портфель, говоришь?

– Красный такой, – развел тот руки.

– Ха! Он же лыка не вяжет, одевайся, – заторопил Алпатов. – А ты… – Он похлопал гостя по плечу. – Отдыхай, завтра поговорите.

– Подожди, – остановил Перелыгин, – сейчас такое увидишь.