Иван Винаров - Бойцы тихого фронта Страница 112

Я посмотрел на него. Мы познакомились с ним на аэродроме в Калиновке. Он был молод, лет тридцати, ко мне относился с большим уважением (я летел по указанию Станке Димитрова в офицерской форме, хотя и без погон, а Иванов и Гилин были одеты в полувоенные костюмы). Командир самолета отвечал за благополучную высадку десанта — я не имел никакого права вмешиваться в его дела.

«Решайте вы, товарищ майор, — ответил я. — Сейчас я не полковник, а рядовой. Мы только выполняем ваше указание».

Майор пристально посмотрел на меня и покачал головой. Потом снова посоветовался с пилотом и радистом, который поддерживал связь с базой. «Возвращаемся обратно, — сказал он решительно. — Один из «запечатанных конвертов» внизу — ловушка. Непременно ловушка… Домой!..»

«Ловушка?» Что имел в виду майор? Потом, когда самолет лег на обратный курс, он объяснил. Гитлеровцы ночью посылали свои самолеты, которые кружили с выключенными моторами высоко над партизанской территорией, чтобы установить места, где партизаны ожидают «гостей». Если замечали где-нибудь партизанские огни, фашистские летчики сообщали по радио на землю своим, и те быстро устраивали ловушку, зажигая на своих базах нечто вроде сигнальных огней. Некоторые наши самолеты, как объяснил майор, попались на эту вражескую уловку и погибли, а сброшенные на парашютах люди были уничтожены…

Самолет набрал высоту, снова стороной облетел Белград, миновал Карпаты и после полуночи приземлился на аэродроме у Калиновки…

Эта история случилась около недели тому назад. И сейчас, когда Марек и другие товарищи обнимали нас на прощанье, мы решили прыгать во что бы то ни стало, будь что будет. Время не ждало. Георгий Димитров из Москвы постоянно интересовался: «Когда полетите?» По его указанию после первой неудачи советские товарищи запросили у партизан новые координаты. Димитров категорически настоял, чтобы нас отправили дальше на запад от Белграда, в горы Черногории, где в это время были свободные партизанские территории.

Мы сидели молча, каждый думал о своем. Говорить при адском шуме было почти невозможно. Все готово к выброске. Готовы и грузовые парашюты: их шесть штук, в каждом — автоматическое оружие с большим количеством боеприпасов, продукты, радиостанция и два ручных генератора к ней, один аккумулятор.

Кроме этого груза, каждый из нас имел при себе личное оружие — по пистолету и автомату с боеприпасами, а я и Радил Иванов по одной рации. Их всего три. На таком количестве коротковолновых радиостанций настоял я: группы, улетевшие до нас в Югославию, не смогли установить прочной радиосвязи с Георгием Димитровым, несмотря на его категорическое указание. Не смогли связаться с ним ни Штерю Атанасов, ни Благой Иванов. Как мы узнали позднее, при приземлении грузовые парашюты с радиостанциями разбились. Этой опасности мы хотели избежать. Если грузовой парашют с рацией не раскроется, то у нас останется еще две, и мы непременно сможем установить радиосвязь с Димитровым.

Радист Иванов имел соответствующий шифр для радиосвязи. Кроме того, у меня в одном из внутренних карманов лежала небольшая книжечка. Она служила для шифровки и расшифровки радиотелеграмм, которые Иванов должен был передавать Димитрову и принимать из Москвы. Я когда-то изучал шифровальное дело, но оно мне не требовалось в разведывательной работе — у меня почти всегда был специальный шифровальщик и радист: моя жена Галина или кто-либо другой. Сейчас мне впервые предстояло самому зашифровывать телеграммы. Перед отъездом в Калиновку я прошел под руководством Елены Димитровой краткосрочные курсы по шифровальному делу — Елена, в то время радистка и личная шифровальщица Георгия Димитрова, в совершенстве владела этим искусством. Она не только за короткий срок посвятила меня в тайны шифровального мастерства, но и уточнила конкретные тексты из книги, по которой нам предстояло работать. У нее, разумеется, была такая же книга. Она должна была принимать наши радиотелеграммы из Югославии и передавать нам очередные указания Георгия Димитрова до прибытия Марека, а после этого поддерживать регулярную радиосвязь между нашей группой и Заграничным бюро партии.

На этот раз сигнальные костры имели вид «дорожки»: четыре с одной стороны, четыре с другой. Внутрь этой «дорожки» самолет должен был сбросить людей и грузовые парашюты. Мы на всякий случай сделали широкий круг километров на десять в сторону от сигнальных огней. И когда командир самолета убедился, что внизу все «чисто», дал сигнал к выброске.

Местность, куда мы втроем — Радил Иванов, Димитр Гилин и я — приземлились в июне 1944 года, представляла собой широкую ровную поляну в горах Черногории. Неподалеку возвышались заснеженные вершины горного массива Цырни-Кук, зияли пропасти. Югославские товарищи выбрали подходящее место для приземления на парашютах, но погода, которая была неподвластна людям, оказалась неподходящей: поднявшийся ветер отнес несколько грузовых парашютов далеко в сторону от «дорожки». Иванов угодил в ущелье, к счастью, не глубокое. Гилин упал на ветви граба. Почти благополучно приземлился и я, слегка ударившись одним коленом.

Иванова мы нашли легко — югославские партизаны знали каждую пядь земли. Он был жив и здоров, хотя немного ушибся при ударе о скалу. Но некоторые грузовые парашюты, отнесенные ветром, приземлились на скалы, найдя их, мы обнаружили, что драгоценный груз испорчен. Разбилось несколько автоматов, большая 25-ватная радиостанция с аккумулятором и один из двух ручных генераторов. Беда, разумеется, была не столь уж велика. Запасные рации — моя и Иванова — были в полном порядке. Ручной генератор Иванов исправил, и мы могли надеяться, что связь будет обеспечена. Иванову предстояло кое над чем подумать — при помощи маломощных портативных радиостанций было крайне трудно установить связь на расстоянии тысяч километров, пришлось ему употребить все свое мастерство, все свои радиотехнические знания.

Свободная территория, на которую мы приземлились, оказалась районом действия Босненской партизанской дивизии. Партизаны, которые были посланы на «дорожку» встретить нашу группу, отвели нас в штаб дивизии. После приземления и по дороге в партизанский штаб нас окружали сердечным вниманием. Для югославских партизан мы были советскими людьми, прибывшими с Большой земли, мы символизировали грядущую победу. Этот храбрый народ, поднявшийся на всеобщую борьбу против немецко-фашистских оккупантов, отлично сознавал, что его свобода немыслима без идущей с востока победоносной железной лавины. С освобождением всей Европы Красная Армия принесла свободу и югославскому народу, доказавшему на деле, что он ее полностью заслуживает.