Александр Соколовский - Дом на улице Овражной Страница 13

— Скоро каникулы кончатся, — сказал Женька, глядя на синее, без единого облачка, небо.

— Кончатся, — ответил я и тоже поглядел на небо. — До конца каникул, пожалуй, всю улицу пройти не успеем.

— Ничего, — тряхнул головой Женька. — Хоть на полчаса, а будем сюда приходить. Настоящие открытия никогда без труда не делаются. Тут упорство нужно.

— Жень! — вспомнил я вдруг. — А отец мне вчера сказал, что такое сопротивление материалов. Это наука такая. Прочность изучает. Из какого материала что строить надо, как рассчитывать…

— Я тоже вчера у Игоря спрашивал, — отозвался Женька. — Только он не знает. Говорит, у них, на литературном отделении, это знать не надо.

— А на кого учится ваш Игорь?

— На учителя.

Я немного удивился. Я думал, что учителя должны все знать. Но поделиться с Женькой своими размышлениями я не успел: переулок кончился, и мы вышли на Овражную.

— Так, — сказал Женька, оглядываясь. — Вчера в десятый заходили. Может, сегодня до пятнадцатого успеем.

— Если нигде комнаты убирать не заставят да печки топить, то, наверно, успеем, — поддел я его.

— Ладно уж, — хмуро буркнул Женька. — Печки! Мало ли какие ошибки бывают!

Мы перешли улицу и остановились возле приземистого одноэтажного домика. Два низких окошка выжидательно глядели на нас из-под приподнятых уголками вверх карнизов. Вход в дом, вероятно, был во дворе, за воротами.

— Сегодня тебе первому стучать, — напомнил я.

Женька кивнул и толкнул калитку.

Дверь в дом, точно, оказалась за воротами. Поднявшись на две каменные ступеньки, Женька постучал. Никто не ответил. Он постучал снова.

— Ну-ка, Серега, посмотри в окно. Может, спят там?

Я выбежал на улицу и, привстав на цыпочки, заглянул в одно из окон. Но оно было завешено плотной синей шторой, и ничего увидеть я не смог. Штора была и на втором окошке. Я уже собрался возвратиться к Женьке, как вдруг кто-то легонько стукнул меня по плечу. Вздрогнув от неожиданности, я обернулся.

Передо мной стоял незнакомый человек и внимательно смотрел на меня. Он был немолод. Из-под каракулевой, пирожком, зимней шапки выбивались пряди седых волос. В руке незнакомец держал небольшой кожаный чемоданчик.

— Ты, мальчик, не к Петру Терентьевичу пришел? — спросил этот человек, продолжая все так же пристально меня разглядывать.

— Не-ет… Я не знаю… — в растерянности протянул я.

В воротах показался Женька.

— Ну, Серега, ты что же? — нетерпеливо крикнул он, но, увидав незнакомца, запнулся.

— Ага, — проговорил тот. — Вас, оказывается, целая компания. Послушайте, вы не знаете, когда придет Петр Терентьевич?

— Нет, не знаем, — ответил Женька, подходя ближе. — Нам самим кто-нибудь из этого дома нужен.

— Вот как? Прекрасно. Значит, он нужен нам всем. В таком случае вот что. Пусть один из вас сейчас пойдет на Пушкинскую улицу. Знаете такую?

— Конечно, знаем.

— На Пушкинской, в доме пятьдесят восемь, находится универсальный магазин…

Должно быть, этот незнакомец был приезжий. Кто же у нас в городе не знает универмага на Пушкинской!..

— Нужно подняться на третий этаж, в секцию обуви, и попросить Петра Терентьевича… Запомните?

— Давай, Серега, пойди ты, — сказал Женька. — А я пока зайду в дом двенадцать и в тринадцатый тоже.

— Теперь так, — продолжал незнакомец, обращаясь уже только ко мне. — Память у тебя хорошая?

— Хорошая, — ответил я.

— Так вот. Когда увидишь Петра Терентьевича, скажи ему: «Приехал Никифор Витольдович и привез письмо от Нионилы Спиридоновны», Запомнишь? Ну-ка, повтори.

Хотя имена были трудные, я повторил их без запинки.

— Молодец. Подожди, — остановил он меня, видя, что я уже собираюсь бежать. — Передай еще, что Никифор Витольдович остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.

— В двести тридцать шестом! — повторил я, крепче нахлобучивая шапку. — Все скажу.

— И не забудь спросить насчет учительницы! — крикнул мне вслед Женька, когда я уже мчался по Овражной в сторону площади Гоголя.

Только на Пушкинской я вспомнил, что мы не уговорились с Женькой, как нам потом встретиться. Но бежать обратно все равно было поздно. Я с разбегу влетел в сверкающую дверь универмага и понесся на третий этаж.

В магазине, как всегда, было полно покупателей. Гремела музыка. Иногда она умолкала, и громкий голос объявлял: «Граждане покупатели, в нашем магазине вы можете приобрести новые пальто, костюмы, посуду, изделия из хрусталя и фарфора…»

В отделе обуви было много народу. Я с трудом пробился к продавцу, который доставал с полки желтые, на каучуке, ботинки, и крикнул:

— Дяденька! Позовите, пожалуйста, Петра Терентьича!.. Дяденька!..

Продавец обернулся, и я узнал Цыпленочкина. Он, наверно, не запомнил меня, потому что, равнодушно взглянув, сказал:

— Петр Терентьевич на контроле.

У отгороженного прилавка контроля покупателей было мало. Небольшого роста седенький человечек ловко заворачивал и перевязывал бечевкой коробки с башмаками и туфлями.

— Вас Петр Терентьич зовут? — спросил я.

— Да, Петр Терентьевич. А ты кто же такой?

— Меня Никифор Витольдович послал.

Я увидел, как у него беспокойно забегали глаза под старомодными, в серебряной оправе, очками.

— Катерина Ивановна! — позвал он, уронив на пол круглый клубок бечевки. — Катерина Ивановна, будьте добры, смените меня ненадолго.

— Да нет, я только на минутку, — объяснил я ему. — Никифор Витольдович…

Он быстро выскочил из-за прилавка, схватил меня за руку и потащил к окну, где сидел, верно дожидаясь кого-то, мальчишка лет пяти с новеньким игрушечным ружьем в руках. Здесь, прижав меня в угол, Петр Терентьевич, поминутно оглядываясь по сторонам, зашептал:

— Тише, молодой человек, тише. Ну, говори скорее, что передал Никифор Витольдович.

— Он сказал, что приехал и привез письмо от этой… от Нионилы Спиридоновны, — в точности повторил я просьбу седого незнакомца, удивляясь, почему упоминание о нем так разволновало Петра Терентьевича.

— А сейчас он где?

— Остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.

— Остановился в гостинице… в номере… — над чем-то задумавшись, пробормотал старичок. — Так-так… А ты-то его откуда знаешь?

— Он нас с Женькой случайно встретил возле вашего дома, — сказал я и вспомнил Женькин наказ. — У нас, Петр Терентьевич, задание из Дома пионеров. Мы учительницу одну ищем…

— Какую учительницу?

— Ольга ее зовут. Мы имя знаем, а фамилию нет.