Александр Соколовский - Дом на улице Овражной Страница 14

— Ольга ее зовут. Мы имя знаем, а фамилию нет.

— Ольга? Какая Ольга? — озадаченно переспросил продавец. — Не знаю.

— Петр Терентьевич! — позвали из-за прилавка. — Петр Терентьевич! Подойдите сюда. Тут в чеке что-то напутано…

— Сейчас иду, сейчас! — Он обернулся ко мне. — Послушай, дружок, уж сослужи мне службу до конца. Гостиница рядом. Сбегай туда и найди двести тридцать шестой номер. Никифору Витольдовичу скажи, что вечером я пришлю к нему племянника тети Вари. Найдешь?

— А меня пустят?

— Конечно, конечно. Скажешь двести тридцать шестой, по делу. Кто же тебя может не пустить? Иду, иду, — откликнулся он, потому что его опять позвали из-за прилавка. — А тебе вот за расторопность… — Продавец вытащил из кармана смятую пятирублевку и сунул ее мне в ладонь.

— Что вы! — Я отдернул руку и даже оглянулся: не видит ли кто-нибудь. Мне показалось, что невысокий плотный человек в черном скромном пальто и обыкновенной, неприметной кепке, разглядывавший возле прилавка башмаки, как-то странно посмотрел на меня и на Петра Терентьевича. — Что вы, — повторил я. — Не надо. Я и так, без денег…

— Бери, бери, пригодится на папиросы.

— Да я и не курю даже…

— Ну, мороженое купишь.

— Не нужно, спасибо. Я просто так пойду.

— Ну, как хочешь. — Петр Терентьевич спрятал пятерку в карман. Потом улыбнулся и небольно щелкнул меня по носу. — Ишь ты, бессребреник.

Он потрепал меня по щеке своей жесткой ладонью, пахнущей сапожной кожей, и проворно юркнул за прилавок. Я посмотрел ему вслед и побрел к лестнице. Не понравился мне этот беспокойный продавец. Все в нем казалось каким-то нечистым: и руки, от которых пахло башмаками, и желтоватое, в оспинах лицо, и бегающие, с красными жилками мутноватые глазки. «Наверное, совесть нечистая, вот и бегают», — подумал я, спускаясь по лестнице.

Меня обгоняли люди со свертками, авоськами, распухшими от покупок. Какой-то длинноногий юноша, улыбаясь невесть чему, толкнул меня новенькой детской коляской. И вдруг мне почудилось, будто в толпе, на втором этаже, промелькнул человек в черном пальто и знакомой кепке. И снова показалось, что его проницательные глаза скользнули по мне испытующе, словно этот человек хотел меня крепко запомнить. Впрочем, я так был занят своими мыслями, что тотчас же забыл об этой встрече.

Глава седьмая

Я в точности исполнил все, что велел Петр Терентьевич. Правда, в гостинице, в просторном, уставленном креслами вестибюле, я чуть оробел. Но швейцар в костюме с золотыми галунами и лампасами, узнав, кто мне нужен, весь изогнулся и приветливо закивал головой.

— Пожалуйте! Только что пришли!.. На третий этаж поднимитесь и направо…

Увидав меня, Никифор Витольдович слегка удивился.

— О! Мой юный друг!

— Меня Петр Терентьевич прислал, — объяснил я и тут же, в дверях, не входя в комнату, повторил то, что просил передать продавец.

— Что же, отлично, отли-ично! — потирая руки и быстро окидывая взглядом пустой коридор, сказал Никифор Витольдович.

Я нерешительно топтался на месте.

— Ну, я пойду. Можно?

— Конечно, конечно, мой друг. А ты где живешь?

— Тут, недалеко, на Ворошиловской. Дом девятнадцать.

— Великолепно! Ну что ж, Сергей… Тебя, кажется, Сергеем звать? Ну что ж, непременно загляну к тебе в гости. Да! — будто бы внезапно спохватившись, воскликнул он. — Тебе, может быть, деньги нужны?

И этот тоже с деньгами лезет! Сговорились, что ли?!

— Не надо, — краснея, отказался я и, неуклюже попрощавшись, кинулся к лестнице.

По дороге к Овражной я все время думал об этих людях. Казалось странным и удивительным, почему этому Никифору Витольдовичу вздумалось послать в универмаг меня. Мог ведь пойти и сам. А кто такой «племянник тети Вари»? Отчего старичок в магазине так разволновался, узнав, что незнакомец привез ему какое-то письмо? Все это было загадочно и непонятно.

Выйдя из переулка на Овражную, я огляделся. Женьки нигде не было видно. Но я сразу рассудил, что за это время он не успел, пожалуй, обойти больше двух или трех домов, и не спеша двинулся по тротуару к тому домику, где, по словам Никифора Витольдовича, жил старичок продавец.

Ждать мне пришлось недолго. Вскоре из ворот дома напротив вылетел Женька, сердитый и красный.

— В куклы играть! — фыркнул он, увидав меня. — Нашла время!

— Какие куклы?

— Да ну! — Женька с досадой махнул рукой. — Девчонка тут… Одна дома. Мама, говорит, на базар ушла… Ты, говорит, в куклы будешь играть?! Оставляют же детей без присмотра!..

И тут вдруг я окончательно решил сказать Женьке то, что накипело за время наших напрасных поисков.

— Знаешь что, Женька, — объявил я. — Давай лучше пойдем к Ивану Николаевичу и скажем, что не будем больше искать. Сам видишь, в какой дом ни зайдем, никто ничего не знает. Вот и продавец этот тоже про Ольгу в жизни не слыхал…

Кажется, вся Женькина злость тотчас же обрушилась на меня.

— Это кто пойдет? — побледнев, очень тихо спросил он. — Ты пойдешь? Ну и иди. Только знай, больше ты мне после этого не друг. Так и скажи Ивану Николаевичу: Вострецов один ищет, а я не буду. Да и правда, — добавил он, махнув рукой. — Какой от тебя толк? Только все хнычешь. То тебе холодно, то Ваську испугался. Такому не исследователем быть, а на печке сидеть…

Я уже не рад был, что заговорил об этом.

— Ну, говори последний раз: будем искать вместе?

— Будем, — опустив голову, ответил я и покорно поплелся за Женькой.

В дом номер 14, где жил когда-то старый рабочий Виталий Ильич Купрейкин, мы решили не заходить: все равно придется ехать к нему на Калининскую в воскресенье. Дома двенадцатый и тринадцатый, пока я бегал в универмаг и гостиницу, без меня уже обследовал Женька.

— Пошли в пятнадцатый, — сказал мой друг и зашагал к двухэтажному полудеревянному дому, весь низ которого занимала керосиновая лавка. Я двинулся следом.

Вход в дом был со двора. На второй этаж вела узкая крутая лестница. На верхней площадке было две двери: одна направо, другая налево. Женька подергал за проволочную ручку звонка у левой двери. Звякнул колокольчик. Послышались шаркающие шаги, и в дверях показалась высокая прямая старуха со строгим лицом. В руке она держала половник, от которого шел пар.

— Вам кого? — спросила она сурово.

Мне стало неловко от ее колючего взгляда. Я даже попятился.

— Вы извините, — сказал Женька. — Мы только на минуточку.

— А все-таки кого вам надо? — все так же строго настаивала старуха, загораживая дверь и не пуская нас в квартиру.

— Вы не знаете? — заторопился Женька. — Тут у вас, на Овражной, учительница одна жила… Ольга ее зовут… — Он поспешно вытащил из кармана наши бумаги.