Невосполнимый ресурс - Евгений Васильевич Акуленко Страница 14

— Балабан, где кружка? Ищи! — я в отчаянии всплеснул руками.

Пес, самозабвенно полировавший мосол, нехотя оторвался от кости, сделал по лагерю круг почета, для приличия сопроводив его показательными нюхательными движениями, и вернулся на исходную, посмотрев на меня с тоской.

Я вздохнул. Шутки шутками, а выпить-то не из чего. Чувствуя себя бомжом, придирчиво выбрал пустую консервную банку, которые не выбрасывал. Обжал плоскогубцами острые края. Вот, пригодилась. Если употребление горячительных напитков проблем в будущем не сулило, то под горячие придется приспосабливать нечто вроде подстаканника, чтобы не обжигать пальцы.

Я жахнул за то, чтобы постройку не шатало, как говорится, ветром, и зажевал рукколой с грядки. Черт с ним! В конце концов, если кто-то спер твою кружку, значит ты в этом мире не одинок…

Стройкой заниматься было решительно некогда. Едва врезал стойки под дверной косяк, случилась очередная напасть. Черника.

Никогда не думал, что безобидная ягода может превратиться в такую проблему. Ее выперло столько, что по лесу нельзя было пройти, чтобы штаны до колен не приобрели стойкий фиолетовый раскрас. Некоторые поляны из зеленых превратились в черные. Я вешал на шею пустую пластиковую бутылку с отрезанной горловиной, брал складной стульчик, ведро и усаживался посреди такого места. Когда завершал полный оборот вокруг оси, туесок начинал клонить к земле и его приходилось отсыпать. В силу катастрофического количества я таскал чернику ведрами.

Если бы не гнус, роящийся в лесу облаками, брал бы еще больше. Комары напоминали аистов с соответствующим размахом крыльев и клювами. И в удачных случаях просекали даже ветровку, натянутую на спине. Но настоящий армагеддон начинался, когда вылетала мошка. Он нее не спасала ни противомоскитная сетка, ни дым. Чтобы как-то защититься от кровопийц, я решил вытопить немного дегтя.

Процесс нехитрый, у меня даже оборудование имелось. Которым возгонять можно было в промышленных объемах. Другое дело, не хотелось фаршмачить пищевую выварку, запах не вытравить потом. Поэтому я остановился на инженерном решении иного толка. Аппарат представлял собой две большие банки из-под тушенки, установленные в выкопанной ямке друг на друга. Нижняя — для сбора продукта, а верхняя забивалась берестой, закрывалась недорезанной крышкой и переворачивалась «на попа». После чего вся конструкция плотно засыпалась землей, а сверху разводился костер. Когда огонь догорал, на донышке нижней емкости скапливалось некоторое количество черной вязкой жидкости, достаточное, впрочем, для того, чтобы гарантированно испортить пару бочек меда.

Вещество, обладавшее устойчивой резкой вонью, я смешивал с подсолнечным маслом и, осторожно, чтобы не потерять сознание самому, наносил на одежду и на Балабана, которому тоже от гнуса доставалось. Смесь, уж если не отпугивала крылатую мерзость, то, по крайней мере, перебивала у нее аппетит.

Собранную ягоду я рассыпал на чисто выметенные каменные плиты и сушил на солнце, накрывая от дождя пленкой. Получался эдакий черничный изюм, позже из него можно будет варить компот или добавлять в чай. Однажды на несколько дней зарядил ливень, и два ведра урожая испортилось. Это досадное обстоятельство натолкнуло меня на идею затворить брагу из закисшей и пустившей сок ягоды — не пропадать же добру. И спустя некоторое время, у меня получилось выгнать довольно неплохого качества черничные алкалоиды.

Зацвела гречиха, наполнилась тяжелым пчелиным гулом. Я гадал, дикие это насекомые слетелись на медонос или прирученные, с чьей-нибудь пасеки на отшибе. Прошлый мир уже казался таким далеким, а тут всего-ничего оказывается, один перелет пчелы.

Я укладывал венец и бежал подвязывать подсолнухи. После дождя котелки затяжелели и норовили сложить стебли пополам. Укладывал следующий и отправлялся окучивать картошку. Бросал картошку, потому что укроп попер в проволочный стебель, и настала пора его срочно срезать в пучки для заготовки на зиму. Я крутился, как белка в мясорубке, однажды поймав себя на мысли, что не представляю, какое сегодня число.

И вот тут меня ожидала встреча со странностью следующей. Движимый вполне объяснимым желанием сориентироваться во времени, я включил телефон, но с прискорбием обнаружил, что календарь не работал. Бесчисленное количество перезагрузок и замена аккумулятора на запасной результатов не дали. Всякий раз при выключении дата сбрасывалась к первоначальным настройкам. Плюнув, я достал планшет, там тоже есть календарь. А ломается все рано или поздно. Электроника, что с нее взять? Но когда и второй гаджет показал, что сегодня первое января махрового года, спина у меня захолодела. Два устройства одновременно отменили летоисчисление. Допустим, микросхемы мог повредить магнитный импульс, как следствие вспышек на солнце. Или испытаний секретного оружия. Других версий у меня не было. Так или иначе, пришлось в тетрадке рисовать календарь бумажный и отмечать дни.

Однако, позже мне пришлось столкнуться с явлением, по сравнению с которым необъяснимость прочих меркла.

Когда долго живешь вне цивилизации, волей-неволей начинаешь приспосабливаться к окружающим условиям. Во-первых, распорядок дня самопроизвольно подстраивается под суточный цикл. Все активные действия смещаются на светлое время суток, а с наступлением сумерек организм клонится ко сну. Во-вторых, становятся очевидными признаки смены погоды. Ты смотришь на небо, и надвигающийся из-за горизонта грозовой фронт, предупреждает о дожде надежнее всяких прогнозов гидрометцентра. А еще… Это сложно объяснить… Становится слышно дыхание мира вокруг.

Вот, плывешь ты по реке, ищешь стоянку на ночь. Смотришь, вроде место ровное, твердое, но… не надо тебе туда. Там плохо, неуютно, отталкивает тебя оттуда, как однополюсным магнитом. А к другой, с виду такой же, полянке причаливаешь — и хорошечно. Когда путешествуешь один, можно, конечно, подобные эффекты списать на последствия употребления или пошатнувшуюся психику. Но как истолковать групповой дискомфорт, возникающий у целой компании?

Среда вокруг нас устроена гораздо сложнее, чем принято считать. Она не враждебная, нет. Она даст кров, еду, защиту, и взамен потребует только одно — уважение. Не суйся, куда не надо. Есть области, куда мы не заходим. Огибаем их, не задумываясь, беспричинно. Такое место существовало и вблизи моего лагеря.

С виду ничем оно не выделялось, небольшой пятачок за ручьем, несколько раскидистых дебелых елок за топкой болотинкой. Собственно, на них и упал мой глаз, потому как строительный лес транспортировался природным паром из куда более дальних пределов. За страсть к гигантизму приходилось расплачиваться здоровьем, длинные живые бревна, отнятые от корня, весили за центнер. Я волочил их короткими концентрированными перебежками, рискуя сорвать спину, и поминутно останавливаясь, чтобы отдышаться. А тут рукой подать до хороших ровных палок, призывно покачивающихся на ветру.

Взял ножовку, топор и пошел. Чем дальше пробирался через кочкарник, тем глубже вяз