Юрий Пересунько - Искатель. 1987. Выпуск №2 Страница 17

— Дорогой Кларк, у меня к вам поручение, которое я с удовольствием выполняю, — круглое лицо Краски расплылось в улыбке, он показал мне на кресло. — Ваши материалы пользуются успехом. Я вижу, что мои семена попали в благодатную почву: вы уже начали понимать, что статьи надо лепить, как глиняные статуэтки.

Свою роль наставника Краски нисколько не преувеличивал. Именно его высокий профессионализм помог мне сравнительно быстро постичь ремесло газетчика.

— Благодарю вас, господин Краски. Он встал и подошел ко мне.

— С особой радостью хочу сообщить вам об очередном задании редакции. Вам предстоит путешествие во Францию…

В другое время при таком известии я бы не удержался от восторга… Но сейчас отъезд был для меня очень некстати. Ведь со дня на день мог подвернуться покупатель на мозг Боба Винкли, мне не очень хотелось, чтобы это произошло в мое отсутствие.

— Вы, конечно, знаете о завещании старого Тирбаха. — Краски глядел на меня в упор.

Имя Эдварда Тирбаха не сходило с газетных полос. Это был семидесятилетний магнат, владевший военными заводами, банками, отелями. Разумеется, немало места газеты уделяли частной жизни Тирбаха. Писали, например, что он повздорил с сыном от первой жены из-за того, что тот пренебрег карьерой бизнесмена. Тирбах-младший уехал в Париж и начал заниматься в Академии изящных искусств. В ответ на это Эдвард лишил сына материальной поддержки, а почти все свое состояние завещал молодой жене — Кэт Тирбах, оставив Рцдольфу незначительную сумму. И не исключено, что из-за неравнодушного отношения к газетной шумихе вокруг своего имени сам позаботился о том, чтобы это завещание стало достоянием гласности.

— Вы лучше других справитесь с этой задачей, — продолжал Краски. — Разыщите Рудольфа Тирбаха и дружески побеседуйте с ним… Разузнайте истинные мотивы его поступков («Вот оно, началось!» — подумал я), опишите его отношения с отцом, начиная с детских лет… Дело в том, что сейчас очень много говорят о завещании Эдварда Тирбаха и, как правило, осуждают его поступок. Мы должны дать объективную оценку этим фактам.

— Симпатии автора, насколько я понимаю, должны быть на стороне сына? — спросил я.

— Не обязательно. — Он не спускал с меня глаз, словно надеясь на мою сообразительность. — Вы не учитываете либерального духа нашей газеты. Кто в этом споре прав, решите сами. Узнаете, насколько перспективно увлечение Рудольфа и стоило ли ему так яростно противиться воле отца, чтобы семейное разногласие переросло в социальный конфликт…

Я понял, что Рудольф Тирбах может удостоиться благосклонного отношения газеты только в том случае, если его увлечение не окажется безрезультатным. А это могло выясниться очень не скоро. Поэтому я должен был осветить в негативном плане, по всей вероятности, чистые и благородные юношеские порывы. Задание пренеприятное!

Возражать не имело смысла, я поблагодарил Краски за доверие и вышел из кабинета. Вечером я уже прощался с Лиз, попросив ее сообщить мне телеграфом сведения о Бобе, и вылетел в Париж ночным рейсом, даже не подозревая, не сколько это вынужденное удаление приблизит меня к деловой операции друга.

7

Не буду утверждать, будто Рудольф Тирбах понравился мне с первого взгляда. Скорее наоборот. Красивый юноша со спортивной фигурой был очень немногословен и показался гордым. Мы встретились с ним на улице. Он согласился побеседовать со мной с большой неохотой. А когда я пригласил его в ресторан, сухо ответил, что предпочитает разговаривать, стоя у мольберта.

На одной из улочек Монмартра мы поднялись в скромную мастерскую, расположенную на чердаке. Она была загромождена холстами, подрамниками, этюдами.

За узкой занавеской, отгораживающей небольшой угол, стояли газовая плита и деревянный топчан, покрытый выцветший пледом…

— Извините меня, в академии очень напряженная программа, — сказал Рудольф. — К тому же надо зарабатывать на жизнь. Не хотите ли вы приобрести несколько моих этюдов?

Смущаясь, он показал на небольшие картины на полу. И я как бы заново увидел стоявшего передо мной человека. Рудольф стыдился своей бедности, к которой еще не успел привыкнуть и следы которой были видны повсюду. Потертые брюки, залатанный халат на вешалке. Бедность не помешала Рудольфу воспротивиться такому властному характеру, как Эдвард Тирбах!

Я стал рассматривать картины… Они мне понравились. Городские пейзажи, казалось, выполнены небрежно, но это был Париж с его легкой, трепещущей красотой. На обороте каждого полотна была проставлена просто мизерная, на мой взгляд, цена.

Я похвалил его манеру письма и, как мне кажется, сделал это довольно убедительно.

Моя похвала, видимо, растрогала его.

Я выбрал пять картин и сразу же расплатился.

Рудольф поблагодарил меня за лестный отзыв, за деньги и, не считая их, с показным безразличием опустил в карман.

— Это я должен благодарить вас, господин Тирбах, так как убежден, что в будущем стану обладателем редких и ценных полотен большого мастера.

— Вы льстите мне, господин Хьюз.

— Я говорю искренне, — заверил я и попытался перевести разговор на старого Тирбаха: — Нелегко без родительской помощи. Чем ярче талант, тем нужнее ему материальная поддержка.

— У отца свои позиции, которые я не вправе осуждать, — тихо проговорил он. — Мы расстались мирно, хоть и имеем разные убеждения.

— Вы расходитесь во взглядах на избранную вами профессию?

— Во взглядах на деньги. Отец считает, что они в нашем обществе нужны только тем, кто умеет умножать материальные ценности. Эти люди — цвет нации, на них держится общественное благосостояние. Все остальные — иждивенцы общества. И для отца это не пустая фраза. Если капитал не увеличивается, говорил отец, то общество начинает загнивать. Поскольку я не усвоил этого основного закона, он не намерен оплачивать мои заблуждения. Однако после смерти он все же обещал оставить мне миллион.

— Вам эта сумма нужнее сейчас, — вставил я. — Разве ему не все равно?

— Видите ли… Отец все еще пытается заставить меня вернуться на путь истинный. Я не могу предъявлять претензии отцу, так как мы с ним разные.

— Разве вы не его сын?

— В девять лет у меня уже был приличный счет в банке. О дальнейшем я должен был позаботиться сам. Я мог выбросить эти деньги, а мог приобрести акции, даже открыть небольшое Дело, и на родительскую ссуду больше не рассчитывать… Но вклад быстро иссяк, а делать деньги я так и не научился.

Работы Рудольфа свидетельствовали о его несомненной одаренности. Добьется ли он признания? Ответить на этот вопрос не мог никто, так как успех в искусстве подобен лотерее и часто зависит от случайных обстоятельств. Далеко не последнюю роль здесь играют опять-таки деловые качества.