Николай Коротеев - Искатель. 1977. Выпуск №5 Страница 2

Простоватого вида бородач, выглядевший ремесленником, и не пытался прерывать речь своего разошедшегося начальства. Он замер, и лишь глаза его следили за сутулой фигурой подполковника.

Чухновский, заложив руки за спину, мерно шагал от стены к стене поперек кабинета. Закончив разгон, начальник контрразведки прошелся вдоль своего стола еще раза два, рявкнул:

— Отвечать!

— Десять дней тому в Москву, в большевистское ЦК выехала некто Федосова…

— Гран мерси… — с «галантной» издевкой прошипел Чухновский. — Гран мерси, штабс-капитан. Ах, какое срочное донесение! При такой скорости сообщение о собственной смерти можно получить после похорон…

— Она арестована при переправе через Иртыш.

— Ну… — хмурясь и прищуривая глаза, сказал Чухновский. — И куда же ее везут?

— Направляется, как обычно, в иркутскую тюрьму. По месту жительства.

— Н-ну… — окончательно теряя терпение, бросил подполковник.

— Никаких компрометирующих документов при ней не обнаружено. Мне удалось узнать — она съела письмо.

Чухновский, не выдержав, плюхнулся в кресло.

— И… вы… предполагаете… что эти сведения стоят повышения в чине?

— Сегодня вечерним поездом отправляется в Москву новый связной ЦК. Говорят, он был уже там. Беспрепятственно вернулся. Привез директивы, деньги на покупку оружия.

— С этого следовало начать, штабс-капитан! Кто этот человек?

— Не знаю… Пока неизвестно, господин подполковник.

— Надо все узнавать вовремя, штабс-капитан, а не тогда, когда арестованную уже доставляют в Иркутск. По месту жительства.

— Я опасался, что вы можете отпустить Федосову за недостатком улик, господин подполковник, — потупившись, съехидничал Зарубин.

— Кличка? Кличку-то курьера, который едет сегодня, вы знаете, надеюсь?..

— Про него чаще говорили «он». И только раза два-три назвали Гамбетта.

— Именно его называли Гамбеттой?.. Странно — у этакой шушеры и такие аристократические замашки. Странно…

— Его так называли. Точно, господин подполковник.

— Если мне не изменяет память… поезд на Екатеринбург от ходит в двадцать три тридцать пять.

— Так точно, господин, подполковник.

Чухновский глянул на консольные часы у противоположной стены кабинета: двадцать часов пятнадцать минут.

— Скажите, штабс-капитан, вы можете быть твердо уверены, что никогда и ни при каких обстоятельствах не встречались с этим… Гамбеттой?

— Я объяснял вам, господин подполковник, что знаю лишь свою пятерку. Причем не уверен, что командир именно тот, кто себя за него выдает. Ведь и полугода не прошло, как я внедрен к большевикам.

— Да, но не каждый из большевиков умудрялся «купить» пулемет… Как это для них сделали вы. Или они все-таки не вполне вам доверяют? Говорите прямо.

Штабс-капитан сказал, что ему доверяют, доверяют вполне, но не больше, чем кому-либо другому. И на это есть причины. После прошлогоднего провала, когда очень многих партийных работников, занимавших до белочешского мятежа высокие посты в органах самоуправления, скоропалительно арестовало эсеровское «правительство», большевики ушли в подполье. Им пришлось почти заново создавать всю организацию. Требования конспирации предъявлялись строжайшие.

Штабс-капитан, один из лучших контрразведчиков, проник в большевистское подполье осенью восемнадцатого, сразу после самого крупного провала. Организация очень нуждалась в инициативных людях, оружии. Колчаковский контрразведчик Зарубин Иван Каллистратович, оставивший за собой ту же фамилию, но сильно изменивший внешность — борода, усы, прическа, походка, — не боялся разоблачений.

После действительной службы парень из крестьянской семьи остался в армии. Ученье пошло ему впрок: выбился в офицеры — сто потов сошло. Зарубин поступил в юнкерское училище из «вольноперов» второго класса, когда по высочайшему повелению в начале века «кухаркиных детей» стали принимать не только в гимназии, но и даже в средние и высшие военные учебные заведения России. Работал он в контрразведке искренне, с увлечением.

Несколько раз на улице штабс-капитан Зарубин сталкивался со своей женой лицом к лицу, но она не узнавала его. А вернее, не обращала внимания на чалдона в поддевке, от которого пахло шерстью и кислятиной.

— Вы слишком инертны, штабс-капитан, — прервал Чухновский затянувшийся рассказ Зарубина о том, с какими трудностями ему приходится сталкиваться. — Вы ведете себя словно торгаш, а не политический деятель. Тем верят на слово и тащатся за ними словно бараны. Стадом. Не разбираясь. На убой так на убой. А вы достали за бесценок пулемет и взамен получили доверие, «как все». Может быть, вы им теперь артиллерийскую батарею пообещаете и они станут больше доверять?

— Дюжину револьверов системы «наган» я обещал, — очень серьезно, будто не заметив издевки, сказал Зарубин. — И еще они просили дамский браунинг. Красивый дамский браунинг надобен.

Чухновский расхохотался:

— На-до-бен?

— Видите ли, господин подполковник, вероятно, я слишком вжился в роль… У них приходится очень внимательно следить за собой. Не приведи сказать не то слово. Они умеют очень хорошо наблюдать за речью, за поведением…

— Штабс-капитан, если бы вы были женщиной, я подумал бы, что вы набиваетесь на комплимент, — ехидно улыбнулся под полковник.

Нет, Чухновский никак не мог поставить кухаркиного сына Зарубина на одну доску с собой, хотя они оба офицеры. Были еще слишком живы в памяти Евгения Петровича рассказы покойного генерала от инфантерии Петра Павловича Чухновского о том, как он насмерть запарывал шпицрутенами вот таких подлых скотов-солдат вроде этого Зарубина.

— Я дам вам эти двенадцать револьверов и «красивый дамский браунинг». Но в обмен, черт бы побрал эту торговлю, мне нужны исчерпывающие сведения о большевистском эмиссаре. Я должен знать цель, с которой он едет в Москву. Не за песнями же?

— За песнями, — спокойно ответил Зарубин. — В известном смысле. Я уже докладывал вам, господин подполковник…

— Как понимать вашу шутку, штабс-капитан? Что это за «в известном смысле»? Мы не в салоне местной львицы. Из вольте докладывать как положено!

Стиснув зубы, Зарубин ответил:

— На Второй общесибирской конференции, ее еще называют третьей подпольной, было принято решение о всеобщем вооруженном восстании в Сибири, направленном против верховного правителя…

— Ну, половину бунтовщиков мы арестовали, главари расстреляны и повешены, остальные разбежались.

— Как я полагаю, господин подполковник… — Однако, увидев, что подполковник сморщился, словно от зубной боли, Зарубин назло закончил более уверенно: — Я знаю, что местные большевики подзапутались в тактике борьбы против вас, простите, нас. Не очень опытные или растерявшиеся партийные кадры. Кое-кто высказывался даже за объединение с эсерами. Помните, я доставил вам копию письма о полном разгроме. Паническое письмо.