Аквариум - Даниил Кочергин Страница 2

"Чуть ночь, я на корабль всхожу,

Шепнув «покойной ночи» всем,

И к неземному рубежу

Плыву, и тих и нем".

Роберт Льюис Стивенсон

Крик чаек, скрип деревянного корабля и шум моря — я открываю глаза. Я знаю, что лежу в трюме небольшой гафельной шхуны, покачиваясь в такт в парусиновом гамаке. На мне старые белые клеши не по размеру, подпоясанные бечевкой. Голый худой торс. Заскорузлые от морской соли кожа и волосы. Языком нащупываю отсутствие нескольких зубов. Сильно хочется пить.

С трудом выпутавшись из гамака, пытаюсь держать равновесие — качка. На четвереньках выбираюсь по лестнице на палубу. Яркое солнце, прикрывая рукой глаза и держась за леер, осматриваюсь по сторонам. Море.

— Сохраняй надежду и не опускай рук, и судьба уступит тебе!

Это кричит мне Семен Львович, он стоит на носу шхуны и указывает рукой по курсу корабля. По курсу берег, с широко раскинувшимся древним городом. Городские стены, башни, величественный дворец, напоминающий архитектурой Собор Святой Софии. Так, наверное, и выглядел Константинополь.

Семен Львович с красным от солнца лицом, аккуратно стянутыми на затылке волосами одет в черные, порванные узкие брюки и такую же куртку с оборванными по плечи рукавами.

Рядом Виталик в таких же как у меня штанах и также без верха. Красный как вареный рак, пшеница повязана платком, машет мне рукой.

— Позволь любому человеку говорить достаточно долго — и у него появятся последователи.

Я оборачиваюсь, это Сава цитирует автора Острова сокровищ, кивая в сторону Виталика и Семена Львовича.

Одет как мы с Виталиком. Похудевший, кожа коричневая от загара, рельефные жилистые мышцы.

За спиной Савы на корме замечаю несколько человек. Один толстый черноволосый, в красном видавшем виды камзоле, вероятно капитан. Другие — худые в парусиновых рубахах и штанах, его матросы. Капитан громко раздает указания, матросы разбегаются, спеша их выполнить.

— Всё, что удалось выпросить у жадной капитанской морды, — Сава протягивает мне глиняную кружку, — это твое, пей!

Пара глотков, вода теплая и затхлая.

— Что здесь происходит, где мы? — возвращаю Саве пустую кружку.

Сава улыбается, но при этом смотрит на меня внимательно. Затем он опрокидывает кружку над раскрытым ртом, добыв, таким образом, пару капель воды.

Я было открыл рот, но осёкся. Во-первых, что я ожидаю услышать от человека, целыми днями разговаривавшего с кактусом, а во-вторых, нет сомнений, что всё вокруг это какая-то круто замешанная галлюцинация. Лариса Петровна иногда развлекала нас историями пациентов, повстречавшихся с белой горячкой, там бывало и похлеще.

Тем временем Сава замечает потерю моего интереса к беседе, на губах лукавая улыбка.

— Я рад, что избавлен от объяснений — говорит Сава.

— Эй ты! — кричит капитан, — скоро берег, готовься покинуть шхуну.

— И как нам прикажешь добираться до берега? — Сава осматривается по сторонам.

— Он подойдёт к берегу близко, потом доберёмся вплавь, — Виталик подошел к нам, — такой договор. В порту неспокойно, ищут иноземцев.

Я с интересом смотрю на Виталика, прежде застенчиво молчаливого, скорее даже пугливого, а теперь деловито рассуждающего. У него оказался тихий и приятный голос.

— Пёс с ним! — хмыкает Сава, звонко хрустнув пальцами, — Вплавь, так вплавь.

— Может ты мне объяснишь, что здесь происходит? — обращаюсь к Виталику.

Подойдя вплотную, он внимательно смотрит на меня. У осмелевшего Виталика разбита бровь. Цвет голубых глаз стал ярче и насыщенней. Веснушки сильно расплодилась под ярким солнцем. Круглые щеки слегка впали.

— М-да, — растягивает междометие Виталик, — выбитые зубы и вырванный клок волос привлекательности тебе не прибавляют.

Я машинально провожу рукой по голове, ощущаю на темени большую залысину и огромную шишку, которая тотчас напомнила о себе острой болью.

— Ну ничего, до свадьбы заживет, — ободряюще улыбается Виталик, — обязательно расскажу, давай только выберемся на берег.

— Вынужден констатировать, что наш друг сомневается в реальности происходящего, — Сава кладёт мне руку на обгоревшее плечо и по-дружески встряхивает, я морщусь от боли.

В отличии от улыбающегося Савы Виталик смотрит озабочено. Он оборачивается к Семену Львовичу в поисках помощи. Семен Львович идет к нам. Замечаю упругую прямую походку, туго стянутые на затылке белые волосы, которые полностью прикрыли круглую лысину, помолодевшее лицо, ясный взгляд, без очков. Теперь уже он был похож не на пережеванного мельницей Дон Кихота, как ранее, а на Дон Кихота полного решимости атаковать эту самую мельницу.

— Как определить, что иллюзорно, что нет, — обращается ко мне Семен Львович, он странным образом осведомлён о предмете обеспокоенности Виталика, — и иллюзия и воспринимаемая нами реальность или как её ещё называют субъективная реальность — это проекция, созданная мозгом. Всё есть продукт его работы, всё есть иллюзия, им создаваемая. Нельзя быть уверенным, что воспринимаемая нами реальность соответствует тому, что на самом деле окружает нас.

— Если не в силах отогнать иллюзию, то расслабься и попытайся получить от неё удовольствие, — улыбаясь, Сава цитирует Роберта Шекли.

— Да, Иван, поучаствуйте в ней осознано вместе с нами!

— Да пожалуйста! — легко соглашаюсь я, зачем спорить с иллюзией, — только почему вместе с вами? Вы, наверняка, часть моей галлюцинации, как и все вокруг.

— Ну, — фыркает Сава, — ведь нас — то ты помнишь!

— Да, помню, но помню совершенно другими, скажем так, не настолько разумными.

— Ну Вы же сами понимаете, что не существует объективной реальности, — понимающе улыбается Семен Львович, — любое состояние наблюдающий оценивает по-разному в зависимости от того, с какого места он за этим состоянием наблюдает, и ни одна из этих оценок не будет неправильной. Ранее Вы наблюдали нас лишь со стороны, теперь Вы среди нас.

— Парадокс друга Вигнера! — Сава, паясничая, поднимает указательный палец вверх, на что Семен Львович морщится.

— Кроме того, — продолжает свою мысль Семен Львович, — если представить, что природа наделила наше сознание таким набором физиологических способностей, который в принципе не может обеспечить воспринятие реальности без искажений, то к мысленным экспериментам добавится ещё и физиологический аспект.

— Там, в палате номер пять, ты