Александр Мартынов - В заповедной глуши Страница 21

— Вот, — Макс со смехом показал настороженно слушающему Витьке листок бумаги, — даже виртуальный портрет составили. Сказали: ищи, чтобы был похож. Похож?

Мальчишка на бумаге в самом деле был похож на Витьку.

— А что за работа? — спросил Витька. Макс охотно ответил, пиная ножку вокзальной скамейки пяткой кроссовки:

— Да представления всякие в воде. Ты плавать умеешь? — спохватился он. Витька кивнул: — Ну и нормалёк. Платят так себе, если честно, но жильё и кормёжка отличные.

Витька не верил, что ему так, с ходу, могло повезти. И опять недоверчиво поинтересовался:

— Ну а чего делать-то надо? Какие представления?

Макс вздохнул. Показал руками:

— Ну там такой аквариум большой. Народ жрёт-пьёт, а там всякое… — он помялся: — Правда это. Там иногда надо ну. Голым выступать.

— Голым?! — Витька вскочил. Макс беззаботно махнул рукой:

— Ну и что? Я вот две недели там. Шесть представлений, и всего два раза… так. И вообще это просто так, никто даже не прикасается, да и не присматривается почти. Им там, в зале, дела-то, они ужрутся — и под стол. Ну или на баб смотрят.

— Там что, бабы?! — Витька сам не знал, почему ещё не сбежал. Может быть, потому что не ел уже почти трое суток и устал бояться?

— Ну… — Макс пожал плечами…

…Владелец заведения — молодой полный мужик по имени Жорка — Витьку почти успокоил. Нет, остался какой-то стыд… но страх практически исчез. Во-первых, этот Жорка досадливо отмахнулся рукой, когда Витька что-то начал мямлить, едва войдя, что он не хочет, что он…

— Чего тогда пришёл? Вали, вон дверь.

Витька оглянулся. Уходить не хотелось. Хотелось есть. А перед Жоркой стояли кофе и бутерброды на тарелочке. Витька переступал с ноги на ногу и не уходил, старался смотреть не на еду, а на фотку молодой красивой женщины с девочкой лет трёх на руках, стоящую возле компьютера на столе.

— Это мои жена с дочкой, — буркнул Жорка и вгляделся в мальчишку. — А вообще-то… вообще-то, — он встал, — ты подходишь, — и добродушно засмеялся: — Ну ты что, дурачок? Нет, это не притон. Нет, я не работорговец. И не сутенёр.

— А как же… — просипел Витька, сглотнул, кашлянул и облизал губы. — Как же…

— А что тут такого? — Жорка подошёл к шкафу, достал какой-то альбом. — Если хочешь знать, это искусство. Да-да, искусство. Вот, смотри, — он открыл глянцевые страницы. — Художник Иванов. Вот его «Пришествие Христа народу». Слышал? (Витька помотал головой) Картина — на весь мир знаменитая. Классика! — А вот его же итальянские зарисовки. Везде голые мальчишки. Так он кто: сутенёр, педофил? Ху-дож-ник, — Жорка поднял палец. — Так как будем?

Витька смотрел на альбом и сопел.

А кофе с бутербродами — пахли на столе…

…И действительно — всё было нормально. И комнатка — небольшая, но устроенная — для них с Максом. И деньги. И прогулки по городу. И никто не приставал, и его даже не загоняли (мол — скорей-скорей!) в этот аквариум, серьёзно готовили, разучивали поведение, сценки-скетчи… Целую неделю, по несколько часов в день, со специальным тренером. И девчонки из труппы к ним с Максом относились совершенно спокойно.

Правда, Витька всё равно почти обмер, когда настал день первого представления. Но… оно оказалось безо всякого раздевания. Это во-первых. А во-вторых — из зала и не смотрели толком, Макс не соврал. Это было даже немного обидно, если честно. Он-то старается, а там…

Раздеваться пришлось ещё через раз. Витьке опять было отчаянно стыдно, он даже толком не помнил, что делал, просто производил заученные движения… Но на них опять считай и не смотрели!!! А девчонок стесняться просто не получалось — вместе работают, деньги же зарабатывают… Не что-то там такое.

Так прошли три недели. Витька освоился окончательно и полностью. И даже не заволновался, когда одно представление отменили — Жорка сказал, что у Макса какие-то личные дела…

…Макса привезли обратно вечером. Он плакал и трясся мелкой безостановочной дрожью. Витька пытался его успокоить — не получалось. Из карманов куртки, когда Витька помогал Максу раздеться, посыпались деньги — несколько сотенных. Витька долго добивался у Макса, что с ним случилось. А потом понял сам. Всё понял сам.

В следующую неделю он несколько раз пытался найти способ бежать — и ничего не получалось. Внутренние помещения клуба оказались настоящей тюрьмой, хотя и достаточно комфортной. На сцену их больше не выпускали — и Витька понял, что им уже нашли там замену. Как его нашил на замену какому-то парню, раньше работавшему с Максом. А их…

Макса увозили ещё не раз, и Витька начал замечать, что тот всё спокойней и спокойней относится к происходящему. И аккуратно кладёт деньги на подаренную ему в один из «отъездов» карточку.

Витька попытался с ним поговорить. Макс сперва молчал, потом с вызовом сказал:

— Ну и что? Да, трахаюсь. А что мне ещё делать? Ты вот вообще думал головой, какое у нас будущее? Кому мы нужны? А я накоплю сколько смогу, и больше никогда, — он повторил с ожесточением, — ни-ког-да так жить не буду! Пусть другие так живут, а я — не буду! Всё для этого сделаю! — истово закончил он.

Витька отошёл и забился в угол своей кровати.

В тот вечер приехали за ним…

…Толстенького человечка, прикатившего в «ролс-ройсе»,звали Яков Яковлевич Штокберг, и Витька так никогда и не узнал, чем он собственно занимался. Мысленно Витька не раз прокручивал, что будет делать, когда за ним вот так придут, как за Максом. А в реальности не сделал ничего. Покорно поднялся на ноги и пошёл следом за здоровым, как шкаф, охранником. Молча сидел в машине на заднем сиденье, глядя на носки своих кроссовок. Без звука прошёл по дорожке в дом, надёжно спрятанный за высокой стеной из белых бетонных плит, обклеенных пластиком «под камень».

И закричал только когда в большой полутёмной спальне Штокберг, сопя, стал сдирать с него одежду. Кричал до тех пор, пока не охрип.

Хотя уже понял, что это бесполезно. Никому просто не было дела до его криков — и ему следовало благодарить небо за то, что Штокберг не оказался садистом-убийцей. Но даже охрипнув, Витька сипел горлом и захлёбывался — от боли и отвращения…

…Поставив дрожащего, зарёванного Витьку перед собой, Штокберг поднял его подбородок пальцем и назидательно сказал:

— Теперь ты моя вещь. Понял? Вроде красивого предмета мебели.

— А когда… обратно? — простонал Витька. Сейчас клуб казался ему едва ли не убежищем ото всех бед и ужасов. Штокберг усмехнулся:

— А зачем тебе обратно? Я тебя купил. Долго за тобой наблюдал, ну и решил, что ты мне подходишь. И я же сказал, ты — моя вещь.