Михаил Первухин - Колыбель человечества Страница 21

Пусть они раскаялись, пришли к нашему порогу, как приходит «домашний волк», собака, лизать руку разгневанного хозяина. Но «совет мудрых» давно выяснил, что оставшийся в нашем распоряжении край может прокормить лишь определенное количество людей. И разве мы должны отдавать детям грешных тот хлеб, который нужен нашим потомкам, детям оставшихся верными этой святой земле?

Этого мало: где были, что узнали, что видели ушедшие? Мы не знаем. Может быть, они забыли Индру, они поклоняются другим богам, ложным богам, и, может быть, их приведет сюда Ар-Имани, чтобы навлечь гнев Индры на последних потомков «первого», еще сохранивших во всей чистоте веру отцов? И, может быть, эти пришедшие, рассказывая о виденном, об узнанном ими, о том, что в уши их нашептал Ар-Имани, вновь произведут соблазн в среде верных?

Поэтому «закон вечного огня земли» гласит:

— Кто ушел и вернулся, тот подлежит смерти во имя Ин-дры.

— Но почему же тогда ты задаешь мне вопросы об этих ваших предполагаемых сородичах? — спросил Макс старика. — Или ты не боишься соблазна?

Старик улыбнулся слабой, бледной улыбкой, удивительно скрасившей его холодные черты пергаментного лица.

— Я на пороге вечности. Сочтены не годы, не дни, сочтены короткие мгновения огня моей жизни, — сказал он.

— Мне не страшны никакие соблазны, как не страшны они и «семи мудрым», из среды которых, когда моя душа сольется с вечностью, будет избран мой заместитель, новый «великий единый», тот, кому доверены все тайны «детей света», все знания древних…

Вот почему всем прочим обитателям нашего города запрещено разговаривать с вами, и вот почему все переговоры ведут «семь мудрых», а самое важное узнаю только я…

Итак, расскажи: те, которые ушли, они еще не стерты с лица земли? Они сохранили хоть осколки веры своих отцов?

Макс задумался.

— Я не всеведущ, — сказал он. — Я скажу только то, что знаю. Людей, говорящих в обыденной жизни вашим языком, насколько я знаю, нет. Живой язык умер.

— Но ты же знаешь нашу речь?

— Да. И знают многие. Это священный язык древних книг племени индусов, это язык богослужения некоторых индусских религиозных сект, может быть. Во всяком случае, это язык мертвых.

При этих словах взор старика блеснул радостно.

— Суд богов — гибель душе грешного, нечистого, соблазненного. Да будет вечно так!

— Ваша религия? — продолжал Макс. — Я мало знаком с нею. Но на твоем челе я вижу огненный знак. И сейчас в той же Индии, где стоят храмы в честь Индры, существуют племена, поклоняющиеся вечному огню и не признающие никаких других богов, и люди, принадлежащие к этим племенам, отмечены таким же огненным знаком на челе. Они есть в другой стране, в Персии, но их мало, и религия огня умирает. Ее сменяет другая религия, или, правильнее, другие религии.

Ты не раз упоминал о боге Ар-Имани. Я не знаю, но, кажется, этому имени соответствует имя Аримана, бога тьмы, бога зла — по учению древней, уже умершей религии персов, «детей Ирана».

В твоем жилище я видел разные изображения богов, я видел статуи их в «зале совета» и в других местах. Они, эти изображения, очень сходны с изображениями тех богов, которым и сейчас поклоняются сотни миллионов людей в Индии. Словом, потомки тех, которые ушли от вас, они живы, и живо их духовное достояние. Но мир не стоит на одном месте: все перерождается, все изменяется. Только вы, отрезанные от остального человечества, закрытые от мира ледяными стенами, могли, сумели сохранить и древний язык и, может быть, древнюю веру…

— Каким богам молишься ты? — спросил после минутного раздумья старик.

— Ты не поймешь, — отозвался глухо Макс. — И надо было бы очень много говорить, а ты утомлен.

«Великий единый» поник устало головой и сделал слабое движение рукой, как будто отпуская нас.

Но Макс заговорил снова:

— Что будет с нами? — спросил он. — Неужели и нам грозит смерть? Ведь, надеюсь, ты не считаешь нас ни за лазутчиков от ваших мифических «мятежников», ни за раскаявшихся. Ваш закон к нам относиться не может. Нако-ниц, с нами женщина, Энни. Это — дитя еще, на нее не может падать ответственность за чужие грехи.

Старик поднял голову, глаза его оживились.

— Жизнь дает великие, трудно разрешимые загадки. Ум человека, ум самых мудрых людей — слаб. Иногда приходится ждать ответа от самих бессмертных богов. Ваше дело именно таково, что «семь мудрых», не будучи в состоянии решить вопрос, как поступить с вами, решились обеспокоить меня, чем, вероятно, ускорят мою кончину, но и мой ум слаб, и я нахожусь в затруднении.

Ты назвал имя женщины? Но ведь она-то больше вас всех, а, может быть, меньше всех, подходить под силу закона вечного огня.

Кто ушел и возвратился, подлежит смерти.

— Почему? — вскрикнул Макс, сжимая руки.

— Больше всех вас, потому что она «ушла, и потом вернулась». Она была дочерью «детей света», она родилась здесь, она ушла отсюда.

— Этого быть не может.

— Нет, это так. На ее правом плече — знак огня, сделанный огнем и железом. Вот он.

Невольно при этих словах «единого» мы поглядели на Энни. И мы увидели, что, действительно, на ее прекрасном атласном плече ясно выделяется рубец в форме острия копья или языка огня, но белого цвета. Такие рубцы появляются на теле человека от ожогов.

— Когда она прожила первых семь суток, — сказал «единый», — и та, которая дала ей жизнь, принесла ее «семи мудрым», и «мудрые» нашли, что девочка сильна, крепка, что она не хрома, не слепа, не глуха, — ее отметили «знаком огня», приложив к ее детскому плечу раскаленное тавро.

— Если ты говоришь, мы должны верить, но…

— Подожди. Я сейчас кончаю.

Но потом, когда ей было семь лет, и настал день Чисел жизни и смерти, на ее долю пало «черное число смерти». И она ушла.

— Ничего не понимаю! — схватился за голову Макс. — Семилетний ребенок не мог уйти. Он должен был погибнуть на первом же шагу в ледяной пустыне.

— Дни счета бывают тогда, когда исчезает лед, сковывающий берега нашей страны, и уплывают в неведомые дали ледяные горы. Это бывает периодически, но приблизительно через каждые шесть-семь лет. И вот тогда тех, кому досталось «черное число», оставляют на плывущей мимо наших берегов льдине. Им закон велит оставить оружие — нож и копье и припасов на семь дней. И они плывут навстречу своей судьбе.

— Но они могут быть опять принесены обратно к острову?

— До сих пор было несколько случаев этого рода, но приплывали льдины уже не с живыми существами, а с трупами… И твоя невеста первая, которая ушла и вернулась.

Но я сказал, что она меньше вас подпадает силе закона смерти: это потому, что на ней не лежит печать проклятия, как на потомках ушедших в древности добровольно, и она вернулась случайно, ее вела, быть может, воля Индры.